Святослав, князь курский - [36]

Раздражение раздражением, но разум подсказывал младшему чер-ниговскому князю, что Изяслава Мстиславича лучше в союзниках иметь, чем во врагах: «Хоть мал, да, видно, удал. Весь в деда, Владими-ра Всеволодовича Мономаха, пошел».

Относительное затишье в землях Руси, продолжавшееся не только во времена правления Владимира Мономаха, но и его сына, Мстислава, прозванного при жизни за высокомудрие и блестящие победы над вра-гами Великим, позволило всем землям русским, всем городам и весям окрепнуть и жить без прежнего страха: вдруг соседний князь с разбоем придет. Пользуясь внутренним замирением и тишиной, Русь отстраива-лась. Все больше и больше появлялось каменных зданий в Киеве, Чер-нигове, Переяславле, Новгороде и прочих городах. И не только церквей, которые в первую очередь, опасаясь огня, стали возводить из камня и кирпича, но и общественных бань, торговых палат. И это делалось не только в общепринятых центрах Русской земли, но и в малых городах, даже в тех, которые находились на порубежье с Диким Полем, с Дикой Степью, как Курск или Рыльск, как Путивль или Папаш.

Мирная жизнь способствовала приросту населения, а потому свадьбы стали часты и не только во время зимних мясоедов, но и вес-ной, придерживаясь старинных славянских обычаев, с которыми право-славной церкви приходилось мириться, и летом красным, и осенью зо-лотой.

Вот и у великого князя в семье прибавление: жена Любава одарила его сыном Владимиром. Не успели крестины Владимиру Мстиславичу отметить, как новая радость: прибыли сваты от короля венгерского, просят руки княжеской дочери Елены за королевича Гейза.

Свадьбы на Руси во все времена шумно и весело играли, с девичь-ими хороводами, с песнями, с играми. Тут и седые сказители с гуслями, тут и ряженые с бубнами, тут и сопельчики с сопелками и дудошники с дудками. Княжеские свадьбы, так те, вообще, неделями игрались. При-чем всякий свободный человек, будь он хоть темный смерд, попавший случайно на княжеский пир, мог безвозбранно во двор княжеский прий-ти и со стола княжеского угоститься. Только рабам, кабальным да заку-пам такое было заказано: не смогли свободу свою сберечь — нечего за праздничный стол лезть. И вообще: на чужой каравай рот не разевай…

Святослав Ольгович, которому пошел уже тридцать шестой год, давно вышел из юношеского возраста. Несмотря на частые воинские походы и бивуачную жизнь, он не только взматерел, что само собой разумеется, но и погрузнел. Лицо огрубело и в то же время пополнело, хотя и не обрюзгло, как у его старшего брата. Даже выражение больших и широко расставленных карих глаз изменилось: от прежнего юноше-ского задора не осталось и следа, зато добавились властность, неукро-тимость воли и ироничный прищур. Все чаще и чаще на высоком кня-жеском челе обозначались гневливые складки.

Семейная жизнь не очень-то баловала князя: Елена Аеповна хоть и любила мужа, длительное время затяжелеть не могла, ходила праздна. Что только не делали: и в церквях поклоны били и молебны заказывали, и по монастырям хаживали, на мощи святых надежды возлагая, и к баб-кам-травницам, а проще говоря, ведуньям, обращались. Даже к шама-нам половецким несколько раз ездили, надеясь, что боги и духи праро-дителей помогут. Но все было тщетно. Не будь Елена красива и горяча в любовных забавах — быть бы ей или в женском монастыре или в отцов-ской веже. Только это и удерживало Святослава от того, чтобы не рас-статься окончательно с половчанкой. Елена страдала. Но при этом, что-бы не лишиться мужа, она первой предложила Святославу обзавестись наложницами, даже советовала, на кого внимание обратить, расхваливая прелести той или иной претендентки на княжеское ложе. Святослав, зная отношение других жен к наложницам, хмыкал от удовольствия… и еще больше привязывался к праздной супруге.

К этому времени они уже давно жили в собственном тереме, кото-рому нашлось место все же в детинце, а не за его стенами, в городском посаде, ведя собственное хозяйство и содержа небольшую дружину.

Наконец, то ли боги сжалились над ней, то ли подействовали вся-кие травы-приправы да бани, в которых бедную княгиню по полдню парили да разминали сенные девушки: на двадцать втором году супружества она понесла. И как счастлива была она, когда убедилась в своей непраздности.[82] Чуть ли не всем говорила, что родит обязательно сына — ведь она его выстрадала.

Повеселел и Святослав, которому надоело выслушивать от братьев колкости по поводу долгожданного пополнения его семьи. И еще более обидного сравнения с сестричем, Юрием Владимировичем, жена которого, также дочь хана Аепы, в отличие от Святославовой Елены, плодовита была словно крольчиха, чуть ли не каждый год сразу же после свадьбы рожая по ребенку. Одному, Ивану, Святослав даже крестным отцом был.

У братьев-то с детками было все в порядке. Даже у тихого по срав-нению с остальными братьями Глеба, и у того, как было сказано выше, было уже два сына: Изяслав и Ростислав.

Когда подошел срок рожать, то Елена опять подвела, родив девочку, хотя все ждали сына и так на это надеялись.

— Лиха беда — начало, — успокоил супругу Святослав. — Еще так расплодишься сыновьями, что только держись.