Святослав, князь курский - [32]

— Хорошо, — был вынужден согласиться с Давыдовичами Всеволод Святославич, впрочем, без особой радости на челе.

Ни Глеб, давно женатый и имевший уже двух сыновей: Изяслава и Ростислава, ни Святослав, ни Игорь уделов от старшего брата не потре-бовали, хотя в душе каждый из них хотел, чтобы Всеволод выделил из всей земли Черниговской и им по уделу. Хотя бы по маленькому. По одному лишь городку с волостями. Но благоразумно промолчали, по-нимая, что это не тот момент, когда у старшего брата можно что-то тре-бовать или просить, они все же не Давыдовичи… Только Святослав про себя отметил с каким-то безразличием: «Вот и началось деление княже-ства на уделы», — однако вслух опять же ничего подобного не сказал. Брату и без его едких замечаний сейчас несладко приходится.

Когда киевскому князю стало известно, что Всеволод, зять его, Чернигов отдавать дяде Ярославу не собирается и противится воле ве-ликого князя, то послал своего брата Ярополка, князя переяславского, и сына Изяслава, князя курского, союзных Всеволоду половцев разбить и к Чернигову приступить.

— Я сказал, что не допущу самоволия, — возмущался Мстислав, сверкая грозно взглядом и наставляя брата и сына, попытавшихся всту-питься за Всеволода, — значит, не допущу.

— Так зять все же… — заикнулся было Изяслав. — Сестру Агафью жаль… Не чужая, чай…

— Не проси за неправое дело, — прикрикнул на сына Мстислав, воз-вышая голос. — Лучше половцев, приведенных Всеволодом, поскорее разбей да Чернигов у него возьми.

Ярополку и Изяславу ничего не осталось, как исполнить волю ве-ликого князя. Заняв с дружинами города по Семи, входившие в Черни-говское княжество, и определив в них своих посадников, они многих половецких посланцев к Всеволоду перехватили и доставили в Курск под стражу, а на реке Локне малую орду, обнаружив, полностью разби-ли. После чего половецкие ханы, испугавшись, увели остатки своих орд в степь. Так Всеволод Ольгович остался без союзников. А вскоре Мсти-слав с дружинами переяславцев и курян взял в осаду Чернигов, но на приступ не повел, жалея своих и черниговских людей, все еще надеялся, что зятек одумается и от черниговского стола добровольно откажется.

Всеволод Святославич как ни был горяч и скор на решения, но тут поступил благоразумно: осаждавших приказал не задирать, в бой не ввязываться, наоборот, помогать им всем, чем только можно, кровом и питанием. Сам же стал лично и через супругу свою слать Мстиславу послания и подарки, надеясь таким способом умилостивить грозного властелина. Но Мстислав был неумолим. «Отступись от стола черни-говского, отступись… отступись», — как заговоренный бабкой-шептухой твердил он из послания в послание. Впрочем, от Чернигова он возвратился в Киев — дела ждали — войско же оставил на брата Яро-полка да сына Изяслава.

— Ты, княже, — посоветовала как-то мужу, видя его мучения, княги-ня Агафья, — попробовал бы как-нибудь через игумена Андреева мона-стыря, преподобного отца Григория, которого мой батюшка очень ува-жает, воздействовать. Может, и прислушается батюшка-то к нему… и смилостивится.

— А что, брат, — тут же ухватился за подсказку княгини Игорь, как и все остальные Ольговичи, переживавший за Всеволода и взятый им стол, — супруга твоя разумное говорит. Я слышал: прислушивается к слову игумена Григория великий князь. Попробуй! Попытка — не пытка, и за спрос денег не берут.

Тут и остальные братья поддержали Игоря:

— Поклонись игумену, попроси подсобить! Поклонись, Всеволод, спина, чай, не сломится. Хуже, когда выя не гнется да с головой нера-зумной расстается!

Всеволод, хоть и не долюбливал черноризцев, красноречивых и сладкоголосых, о мзде никогда не забывающих, да делать нечего, при-шлось на поклон идти.

Получив подарки для себя и монастыря, игумен Григорий, дебелый еще старик с осанистой седой бородой и немного насмешливыми глаза-ми, тут же приступил к делу, и в том ему помогали почти все бояре ки-евские, также задобренные подарками Всеволода Ольговича. Однако Мстислав Владимирович уперся, и дела шли не так быстро, как хоте-лось бы всем Ольговичам.

До самой зимы войска Ярополка и Изяслава стояли под стенами Чернигова без какого-либо действия. Князья знали о заступничестве за Всеволода игумена Андреева монастыря, надеялись на то, что дело вот-вот разрешится миром. Ведь игумен Григорий, и бояре киевские чуть ли ни денно и нощно просили великого князя простить Всеволода и оста-вить его на черниговском княжении, но Мстислав не думал изменять своему слову.

«Как я, глава государства, могу клятву свою преступить? — вопро-шал он священника и бояр своих, когда те особенно доставали его своими просьбами. — Как могу я, видя неправду и явную обиду, терпеть и суд неправый учинять? Как я смогу потом от подданных своих со-блюдения права и закона, соблюдения справедливости и клятвохране-ния требовать, если сам стану это первым нарушать?»

Но игумен и хитроумные бояре и тут нашли лазейку, предложив для такого дела собрать духовный собор, который смог бы разрешить эту проблему. Сказали — сделали.

Собор епископов и игуменов собрался и, разобрав дело, рассудил, что великий князь от данных Ярославу Святославичу обещаний осво-бождается во избежание кровопролития на Руси, Всеволод получает черниговский стол и на него накладывается епитимья, а Ярославу Свя-тославичу возвращается Тмутаракань, в придачу к которой еще в удель-ное владение всему его роду дается Муром и Рязань с волостями. Детям же Давыдовым: Владимиру и Изяславу — выделяется Северское княже-ние, как они того и хотели, когда брались поддерживать Всеволода Оль-говича в споре с дядей и великим князем.