Святослав, князь курский - [30]

— Что ж, — согласился Ярослав Святославич с доводами племянни-ков, — попытка — не пытка. Только думаю я, что пока до Киева доберусь, там уже есть, кому на престол сесть! Ведь путь от Вышгорода до Киева ближе, чем от Чернигова. И недаром уже несколько лет в Вышгороде как страж, как пес цепной, Мстислав Новгородский сидит. Зря, что ли, его туда Мономах перевел…

— Не посмеет, — загудели Ольговичи. — По Русской Правде киев-ский стол — твой!

«Посмеет, еще как посмеет, — глядя на нерешительного дядю, даже не распорядившегося о сборе дружин, подумал Святослав Ольгович, — вот если бы братцу Всеволоду случилось, этот бы своей удачи не упус-тил… а дядя слаб духом, не по Сеньке шапка… то бишь корона Моно-маха для него». — Подумать — подумал, но вслух ничего не сказал: зачем же расстраивать братьев и черниговского князя раньше времени.

Святослав Ольгович оказался прав, словно в воду глядел: Мстислав не только посмел сесть на киевский стол, но, сев, тут же и другие столы распределил между своими братьями, отдав Ярополку Владимировичу Переяславль, Вячеславу Владимировичу — Туров, Юрию — Ростов и Суздаль, а Андрею — Владимир Волынский, в котором тот и так уже давно княжил. Мало того, что братьям столы раздал, он еще и сыновей своих столами и уделами наделил: Изяславу — Курск на Семи со всеми посемскими городками, Всеволоду — Новгород и Псков, Ростиславу — Смоленск. А чтобы узаконить свое решение и придать делу необрати-мость последствий, призвал всех русских князей на княжеский совет в Киев, пригрозив строптивым, что если не явятся, то могут быть вообще «вышиблены» из земли Русской.

Стать изгоями желающих не нашлось, а потому приехали все, да-же князья перемышльский и звенигородский, Ростислав и Владимирко Володарьевичи со своими двоюродными братьями Игорем и Ростисла-вом Васильковичами. Только полоцкий князь Давыд с братьями и сы-новьями не пожелал явиться, обиженный за смерть Глеба Всеславича, да Всеволод Святославич Тмутараканский, отрезанный от Киева вновь нахлынувшими половецкими ордами хана Бора, прорваться не смог.

Княжеский снем проходил не в самом Киеве, а рядом с ним, неда-леко от Печерского монастыря, славного на Руси святостью своих под-вижников Антония Печерского, Феодосия Печерского, преподобных Никона Великого и Нестора-летописца. Так что перед началом совета все прибывшие князья посетили не только мощи святых молитвенников, но и игумена печерского Маркела и митрополита Никиту, специально прибывшего из Киева по такому случаю. Многие князья впервые видели митрополита, и тем более мало кто из них знал, что митрополит Никита был всего лишь вторым русским первосвященником в Киевской митро-полии. Первым русским митрополитом был Иларион,[75] поставленный синклитом русских епископов по повелению великого князя Ярослава Мудрого в 1051 году, который сразу же по смерти Ярослава в 1054 году то ли схиму принял, то ли хитрыми греками был от митрополии отре-шен и тихо жил под именем игумена Никона. Сие осталось тайной, как говорится, за семи замками…

Совместно отстояли торжественный молебен в храме Пресвятой Богородицы, строительство которого было начато еще преподобным Феодосием незадолго до его кончины в 1074 году. Храм был наполнен солнечным и свечным светом, запахом ладана и лампадного масла; по-ражал великолепным алтарем, огромным иконостасом, множеством икон с темными строгими ликами святых, освещаемых лампадками, обилием золота, чудной росписью стен и торжественностью. И даже после того, как храм князьями был покинут, торжественность момента: посещение святого места, проповедь митрополита, праздничная литургия — осталось в сердцах и душах и говорило о величии Руси и настраи-вало прибывших князей на лад и согласие.

«Достойный сын достойного отца, — отметил Святослав Ольгович мудрость Мстислава Владимировича. — У кого после всего увиденного и услышанного язык повернется перечить великому князю? Ни у кого. Таких безумцев не сыщется». Святослав Ольгович хоть и был одним из младших князей на этом съезде, но мыслил вполне здраво и разумно: Мстислав Владимирович полностью следовал по стопам своего велико-го родителя и не скрывал того.

«Братья! — открыв снем, обратился он к собравшимся князьям с ре-чью. — Я сел на стол отца не потому, что прельщен властью, а потому, что хочу соблюсти порядок в нашем государстве, установленный моим отцом, когда младшие почитают старших и никто никого силой не примучивает[76] и не обижает. Древний греческий мудрец, именем Платон,[77] писал, что власть — это опека закона. Вот я и хочу, чтобы все мы жили по закону, а не по праву сильного и дерзкого, обижающего слабого. А если найдется у нас кто такой, кому закон и порядок будут не по нраву и станут им попираемы, — сделав паузу и обведя пристальным взглядом присутствующих, продолжил он, — то, будь он хоть моим братом, хоть сыном, тут же будет призван к ответу. Станем же жить, братья, в любви и согласии, в помощи друг другу — и тогда ни один враг не будет стра-шен Святой Руси!»

Князья слушали речь Мстислава внимательно, не перебивая, но вот какие мысли роились в их головах, было не понять. Вряд ли они все соглашались со сказанным великим князем, но возражать открыто не смели.