Святослав - [8]

Двое древлян, стоявших чуть позади своего набольшего, переминались в седлах, готовые повернуть коней к своим, казалось, уже договорились. Мало кто успел разглядеть, как князь едва уловимым движением выхватил меч. Тусклым проблеском сверкнул харалуг, развалив, от плеча до седла, древлянского посла, только чавкнули под копытами переступившего коня вывалившееся нутро. Игорь поднял вверх ладонь, призывая к вниманию и своих, и оставшихся двоих, что смертно побледнев, еще ничего не успели сделать. Молвил:

— Мы будем драться, но если ваш князь захочет решить дело на судном поле, то я готов!

Дальше было, как много-много раз: несся орущий строй, сверкая сталью мечей, копий и доспехов. Игорь был впереди, не оглядывался, знал — идут за ним навстречу смерти, как всегда. Кони волнорезами разбрызгивали вокруг себя недавно выпавший лёгкий снег. Сшиблись. Маленькая дружина билась недолго, но неистово, стараясь дорого отдать свою кровь. Игорь уже никого обок себя не замечал, Ивора он вообще сразу потерял из виду. Плетеный аркан захлестнул плечи, резко дернули, выбив его из седла. Князь, качнувшись, поднялся на ноги. К нему бежал, спрятав оружие, древлянский кметь, будет потом на пирах хвастаться как поймал русского князя голыми руками. Не будет того! Десница все еще держала верный меч, Игорь вобрал в легкие воздух, напрягся и, заорав что было сил, рванул руки в стороны, разорвав толстое ужище. Древлянин, раскрыв рот от небывалого увиденного, не успевал замедлить бег. Игорь выбросил вперед руку, закругленный конец клинка вспорол стегач и прошел в мягкую плоть до самого хребта. Искаженное болью и удивлением лицо — последнее, что увидел князь. Вдруг огромное солнце разорвалось в голове, ослепив тысячами ярких огней. Потом настала темнота.

Смех и голоса доносились издалека, приближаясь. Сознание медленно возвращалось, а с ним и ноющая тупая боль в голове. Было холодно, жутко холодно. Игорь стоял, точнее, висел на веревках, крепко притянувших его к дереву, он чувствовал спиной жесткую осиновую кору (верхние порты и брони с него сняли, оставив в исподнем). Голова, свободная, безвольно болталась. Открывать глаза не хотелось — видеть довольные рожи врагов и свое бессилие перед ними.

— Плесни на него, очнется быстрее!

Не успел осознать сказанное, как ледяная вода ножами впилась в тело. Перехватило нутро — ни вздохнуть, ни выдохнуть. Невольно Игорь вскинул голову, захватал ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег. Вокруг гоготали десятками голосов. Их было много, и они все радовались его унижению.

Игорь справился с собой. Странно, но ярости он не испытывал, впрочем, как и страха, только холод. Князь до боли сжал челюсти — он не уступит, у них не будет больше повода смеяться над ним. Лицо превратилось в мертвый белый камень, жили лишь одни ясно-голубые глаза твердо смотревшие на древлян из-под светло-рыжих бровей.

Мала, сидевшего на широком пне, он узнал сразу, хоть и видел всего раз у себя в Вышгороде — то же широкое лицо, русая окладистая борода, из-за надвинутой на глаза бобровой шапки. Древлянский князь казался мрачным, будто рассерженный лесной дух, собравшийся вопросить: кто осмелился пакостить в его владениях? Мал что-то говорил, Игорь слышал слова, но плохо улавливал смысл, боль в голове усилилась, а холод, казалось, добрался до нутра. Наверное, Мал ругался, древляне поддерживали его поносными выкриками. Плевать! Лишь бы скорее все закончилось, он устал, изнемог уже от холода и был готов умереть.

Безразличное спокойствие Игоря вывело Мала из себя. Он слез со своего трона, приблизился к пленнику, рванул за волосы. Замерзшие пряди хрустнули под его пальцами.

— Знай, выкидыш русских псов! — прошипел змеем. — Тебя я казню как татя, ибо ты тать и есть, а я приду к тебе в Вышгород и буду брюхатить твою жену!

Игорь помутневшим взором посмотрел в глаза древлянину, сделав усилие, разлепил посиневшие губы:

— Ты не знаешь мою жену! Уж кому, но не тебе быть подле нее! Знай и ты: я буду отмщен, и ты долго будешь жалеть и вспоминать этот день, если останешься жив.

— А ты умрешь сейчас, а они расскажут о твоей позорной смерти!

Мал повернул голову Игоря в сторону и только сейчас он увидел двух своих воинов. Один из них, видимо, не в силах стоять сидел на снегу, Игорь знал всех своих кметей, но сейчас еле узнал его, это был недюженной силы богатырской стати кметь по имени Доброга. Ударом булавы ему вышибло глаз, и окровавленная повязка наполовину скрывала изуродованное лицо. Второй, Темята, нянчил на перевязи окровавленную руку. Оба кметя затравленно смотрели на окружавших древлян. Игорь попытался улыбнуться, сказать что-нибудь ободряющее, но Мал отпустил его волосы, и голова снова беспомощно повисла.

Путы, вязавшие его с деревом, перерубили. Нужно было сопротивляться, умереть от меча почетно настоящему воину, но сил не было даже идти. Крепко и грубо схватив, его волокли по снегу к заранее согнутым для казни макушками к земле березам.

Казалось, весь лес ликовал и разноголосо вопил, когда его ноги привязывали к березам — левую к одной макушке, правую — к другой. Князь повис вниз головой, одеревеневшая рубаха нелепо оттопырилась в сторону. По бокам, скинув кожухи, стояли древлянские ратные с секирами в руках, готовые по первому знаку перерубить веревки, держащие березы с землей. Вот и смерть — живые люди, ждущие чужого приказа, чтобы оборвать тонкую жизненную нить. И как все нелепо и как мало было отпущено для деяний и как мало содеяно! Представился укоризненный взгляд жены: снова ты неправильно сделал, князь, и даже умереть как надо не сумел!