Святитель Игнатий - Богоносец Российский - [7]
Приближаясь ко времени пострига послушника Димитрия в мантию, необходимо кратко оценить время его послушнического искуса. Этот искус не был обычным. Юный искатель древней истины спасения не жил в одном монастыре под водительством одного духовного отца. Он не имел возможности ровного и постепенного хода в духовной жизни в условиях не меняющейся монастырской среды, а вследствие ряда причин все годы своего послушнического жития находился в странничестве и скитании. Это произошло и потому, что его великий старец иеромонах Леонид подвергался гонениям и принужден был переходить из одной обители в другую. Это имело место и потому, что Димитрий Александрович вступил в монастырь, будучи уже тяжело больным, имея основное заболевание, которое давало время от времени обострение, к чему присоединялась еще и лихорадка, полученная в условиях сырого и нездорового климата озерных краев, в которых он обитал. Отсюда происходила и отлучка в родной дом для поправления здоровья, отсюда и постриг его совершался не в ограде монастырских стен.
Одновременно с этими непрестающими внутренними скорбями юному подвижнику, ищущему Единого, стремящемуся к постоянному предстоянию Богу в молитве, давались по временам, которые известны Одному Промыслителю, светлые удостоверения, что избранный путь правилен, давались крепкие знамения правды духовной, подлинные осияния в истинах Христовой веры. Таковы эти подкрепления Божественные в Александро-Свирском монастыре, таково явление Светлого Креста Христова в Площанской пустыни, и там же — премирное утверждение всего его существа в подлинности воскресения мертвых. Господь даровал, наконец, и встречу страждущего послушника со светлой душой Вологодского епископа Стефана, которого мы выше назвали Ангелом Церкви Христовой. Сей Ангел дал передышку послушнику Димитрию в монастырях под Вологдою и подвел его ко дню пострига.
Постриг, рукоположение и настоятельство
Постриг этот тоже не был обычным. Подготовка к нему происходила в глубокой тайне от всех членов высокопоставленной семьи послушника, и, приехав в Вологду, он укрылся на постоялом дворе, готовясь к решительному и долгожданному дню своей жизни. Самый постриг происходил в необычной обстановке: он был совершен владыкой Стефаном в кафедральном Воскресенском соборе города в воскресный день 28 июня 1831 года, при стечении народа, среди которого находились и родственники постригаемого.
Преосвященный Стефан нарек новопостригаемому имя священномученика Игнатия Богоносца, как бы оценивая перенесенные юным иноком страдания, а также провидя его особый тернистый путь[39]. Память священномученика Игнатия Богоносца совершается Православной Церковью 20 декабря и 29 января. Преосвященный Игнатий праздновал день своего Ангела сначала в первый, а потом во второй день. Время после пострига монах Игнатий проводил при архиерейском доме и скоро (4 июля) был возведен Владыкой в сан иеродиакона, а потом (25 июля) сподобился и благодати священства.
О переживаниях этих святых для преосвященного Игнатия дней свидетельствуют его письма. «Свершилось! — пишет он своему другу П. П. Яковлеву.— Я пострижен и посвящен во иеромонаха. Когда меня постригали:— казалось мне, что я умер; когда посвятили,— казалось — воскрес. Живу какою-то новою жизнью; весьма спокоен; не тревожит меня никакое желание; во время каждой обедни ощущаю, что достиг конца желаний, ощущаю, что получаю более, нежели сколько бы мне пожелать. <...> Сказываю всем о себе... я счастлив!»[40].
Вокруг новопоставленного иеромонаха, вследствие необычности всего его поприща и пострига, развивалась большая молва, рос интерес к его личности, что, естественно, мешало устроению его духа. Он просился обратно в Дионисиев-Глушицкий монастырь, но владыка Стефан удерживал его желание, так как готовил его к ответственной деятельности. В январе 1832 года, когда иеромонаху Игнатию еще не исполнилось и 25-ти лет, преосвященный Стефан назначил его настоятелем в Пельшемский Лопотов монастырь, дав ему звание строителя. Должен был начаться новый период жизни и деятельности подвижника Божия. Все, приобретенное им в светских науках и в знании о законах внутренней жизни иноков, должно было послужить теперь воссозиданию обители в должности ее настоятеля.
Лопотовым монастырем иеромонах Игнатий управлял свыше двух лет, восстанавливая его внешне и внутренне. Сам в это время помещался в ветхой сторожке у Святых врат, нес великие труды, но радовался душою, как это явствует из его писем того времени к друзьям. Сюда же вернулся из Псковской губернии и друг строителя Игнатия Михаил Чихачев, которого настоятель со временем постриг в рясофор, продолжая, таким образом, оставаться его духовным отцом и руководителем.
Состояние монастырей молодой строитель знал по опыту, а потому восстанавливал все постепенно, относясь к братии, по слову отца игумена Марка, «с отеческой строгостью и с материнской любовью»[41]. Административные способности он унаследовал от отца, а знания его как инженера помогали ему в созидании построек монастыря, пришедшего в полный упадок. Владыка Стефан, утешаясь деятельностью настоятеля, довольно скоро возвел иеромонаха Игнатия в сан игумена.
«Подобни мне бывайте, якоже аз Христу», – призывал апостол Павел коринфян (1 Кор 4:16). Многие проповедники последующих времен вторили ему, убеждая своих современников подражать тем, кто своею жизнью был «похож на Господа». Но последующие поколения уже с трудом различали свет, исходивший от их лиц, их слова застывали. Чтобы голоса прошлого зазвучали с былой силой, необходимо в настоящем встретить человека, который бы «говорил со властию».Для автора этой книги, монахини Игнатии, слова Отцов стали живыми и действенными в руководстве старцев начала XX века.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».