Святая Земля. Путешествие по библейским местам - [15]

Была одна женщина, которая жила за Иорданом, и звали ее Мария; ее отцом был Елеазар из деревни Вифезуб, что возле Дома Иссопа. Она была известна большой семьей и богатством и бежала в Иерусалим со всеми домочадцами и так оказалась вместе с ними в осаде. Все имущество этой женщины уже было захвачено, кроме того, что она принесла с собой из Переи в город. Среди прочего у нее была еда, которую ей удалось сохранить, но ее отбирали алчные стражники, каждый день приходившие за этим к ней в дом. Это привело бедную женщину в крайнее возбуждение, частыми упреками и проклятиями, которые она обрушивала на головы алчных злодеев, она вызвала их гнев; но никто из них — ни от возмущения, вызванного ее обвинениями, ни из сострадания к ее состоянию, — не намеревался лишить ее жизни; и если и находила немного еды, голод терзал ее кишки, проникая до мозга костей, а страсть ее пылала превыше самого голода: она не спрашивала уже совета ни у кого, кроме своей страсти и нужды, в которую она впала. Тогда она предприняла совершенно противоестественное действие, схватив сына, который был еще грудным младенцем, она сказала: «О, несчастный ребенок! Для кого я буду беречь тебя в этой войне, посреди голода и мятежей? Что касается римлян, если они сохранят нам жизнь, то превратят нас в рабов. Этот голод тоже уничтожит нас еще до того, как на нас ляжет бремя рабства. А все эти мятежники и воры еще ужаснее двух других бедствий. Пойдем дальше; будь мне едой, будь яростью против этих мятежных негодяев, будь обвинением миру, который ныне желает лишь одного: преизбытка несчастий для нас, евреев».

Сказав все это, она зарезала сына и зажарила его, съела половину, а остальное спрятала. В это время грабители пришли к ней и, почувствовав ужасный запах трапезы, они стали угрожать, что немедленно перережут ей горло, если она не покажет им, что за пищу только что приготовила. Она ответила, что «приберегла для них отличную часть» и с этими словами открыла то, что осталось от ее сына. Вследствие чего их охватил ужас, и ум их был потрясен, они стояли, пораженные увиденным, а она говорила им: «Это мой собственный сын, и та половина, которая потреблена, была съедена мною. Берите, примите эту пищу; потому что я ела ее сама. Вы ведь не будете прикидываться более нежными, чем женщина, или более сострадательными, чем мать: но если вы окажетесь настолько щепетильными и испытаете отвращение к моей жертве, то раз уж я съела одну половину, то вторую тоже приберегу для себя». После чего мужчины бежали прочь, содрогаясь, ничто прежде их так не пугало, как то, что они теперь увидели, и они с трудом, но оставили мясо матери… Итак, те, кто был доведен голодом до такого отчаяния, страстно желали смерти, а те, кто уже умер, почитались счастливыми, потому что они не прожили достаточно долго, чтобы услышать о таких бедствиях или увидеть их.

А тем временем осада продолжалась. Тараны и баллисты работали днем и ночью. Глашатаи призывали голодающий город сдаваться, но в ответ слышали насмешки и оскорбления. На римской стороне были устроены крупные зернохранилища и склады продовольствия на виду у защитников стен — с тем, чтобы по возможности больше мучить евреев видом изобилия. Эта уловка тоже провалилась. Чтобы продемонстрировать жителям города неизбежность их судьбы, Тит приказал провести полный парад римских войск перед стенами Иерусалима. Осадные машины были на время отставлены в сторону, а сверкающие на солнце нагрудные пластины, шлемы и прочие атрибуты парадного убранства извлечены из чехлов, так что вся армия продефилировала в виду Иерусалима под звуки труб. Парад продолжался четыре дня. Стены города потемнели от собравшихся на них людей. Но зрелище, хотя и породило страх в самом сердце Иерусалима, не достигло цели; и война возобновилась.

В начале июля замок Антония, расположенный неподалеку от зала, в котором Пилат осудил на смерть Христа, был захвачен римлянами. Этот замок возвышался над северной стеной Храма. Тит желал лично участвовать в первой атаке на Храм, но командиры убедили его смотреть на штурм с одной из высоких башен Антонии под тем предлогом, что с такого высокого места он лучше сумеет выбрать храбрейших, которые будут награждены повышением в чине. Почти месяц продолжалась ужасная битва за Храм, евреи свято верили, что в последний момент явится сам Яхве, чтобы освободить Его древнее святилище, а Тит многократно призывал их к капитуляции, обвиняя самих евреев в кощунстве. Он хотел сохранить Храм, считая его одним из чудес света.

Тит и его солдаты с более высокой точки наблюдали за тем, как стрелы падали во двор, из которого сорока годами ранее Иисус изгонял торговцев и менял. Римляне смотрели, как огонь распространялся по колоннадам, как сражения шли даже у самых стен Святая Святых. Они были последними, кто видел Храм Ирода таким, каким его знал Христос. В начале августа удачная операция позволила римлянам войти в Святая Святых. Солдат, одержимый, по словам Иосифа Флавия, «некоей божественной яростью», схватил горящий факел и, взобравшись на плечи товарища, метнул пылающее орудие в золотое окно. И над святилищем Господа взметнулось пламя.