Святая Лизистрата - [44]

Лапутжу явно не терпелось вступить в разговор.

— Чего же он в таком случае ждет, ваш епископ, и почему не отдаст приказа этому трусу Бриу? Ну а профессор — ему нетрудно заткнуть глотку. Вместо того чтобы писать всякие пакости, лучше бы он готовился к своим лекциям, ваш профессор!

— Именно этим, дорогой доктор, он и занимается!

Портьера бесшумно раздвинулась; Анри галантно поцеловал руку Мадлен и не без любопытства окинул взглядом Лапутжа.

— Поскольку вы интересуетесь моими лекциями, вам будет приятно узнать, что в январе я начинаю читать публичный курс по истории Дагомеи. Вы, кажется, жили в этой стране? Пора бы вам немножко с пей познакомиться. Я буду говорить о дагомейской культуре восемнадцатого века в королевстве Абомей.

— Культура в этом медвежьем углу? — расхохотался Лапутж. — Да вы смеетесь! Я десять лет прожил в Дагомее, но за пределами моего участка, моего бледа, нигде не видел следов культуры даже в двадцатом веке.

— Гиппопотамы тоже нигде ее не видят, хотя живут там подольше вашего и, как мне кажется, отличаются большей наблюдательностью.

Но прежде, чем Лапутж сумел что-либо ответить, в разговор вмешалась Мадлен.

— Анри, я хочу поговорить с тобой об этой пьесе. Я только что прочла ее. Это позор!

— Ты стала читать по-гречески?

— Аббат Ведрин дал мне перевод.

— Скажите, пожалуйста! В издании Бюде, господин аббат?

— Нет, Арто.

— Оно немного устарело. В издании Бюде опубликован перевод Ван Даеля — он более смачный.

— К сожалению, мы не так богаты, господин профессор. Я нашел этот старый перевод в одном из шкафов коллежа.

— Понятно. Но у вас, видимо, оказалось немало экземпляров, так как, насколько мне известно, вы дали прочесть пьесу госпоже Фоссад, госпоже Бриу, госпоже Ривьер и, наверно, еще кое-кому…

— Эти дамы столь любознательны.

— Очевидно. Признаюсь, господин аббат, меня радует ваше стремление удовлетворить любознательность этих высокоинтеллектуальных натур, которые к тому же через несколько месяцев смогут пополнить свои впечатления, побывав на спектакле. Представьте себе, наш друг Бриу минуту назад пытался убедить меня, будто он вынужден отказаться от постановки этой пьесы из-за вас!

— Из-за меня, господин профессор?

— Нелепо, правда? Бриу, наверно, чего-то не понял. Он считает, что вы рассердились на то, что я не хочу отдать «Ла Гранжет» в распоряжение некоторых общественных организаций. И в связи с этим он решил расторгнуть наш договор и исключить несчастную «Лизистрату» из программы фестиваля.

У Теодора дух захватило, он не верил своим ушам. Ведрин с огорченным видом покачал головой.

— Вы хотите сказать, господин профессор, что «Лизистрата» не будет показана на фестивале?

— Будет, обязательно будет, господин аббат. Пусть не на фестивале, но она будет сыграна, можете на нас положиться, не так ли, Гонэ? Театр в «Ла Гранжет» будет открыт. Просто мы обойдемся без помощи муниципалитета, вот и все. Могу я предложить тебе бокал шампанского, Мадлен? Вам, доктор, я не предлагаю, вы и так уже навеселе.

И он направился к буфету. Теодор, чувствуя на себе взгляд Ведрина, секунду потоптался — в мыслях у него царил полный сумбур. Затем откуда-то из недр его существа поднялась волна отваги, грудь его расширилась, плечи расправились. Он посмотрел прямо в глаза Ведрину, пробормотал какое-то извинение и последовал за Анри.

Телефон был белый, он стоял на низеньком столике. Шнур змеился по бобрику, лежавшему на полу, тянулся вдоль плинтуса и исчезал за книжным шкафом. Из этого аппарата и должен сейчас раздаться голос Жанны. Он пройдет по всем изгибам шнура, и мембрана в наушнике из белого бакелита завибрирует.

За книжным шкафом шнур продолжает свой путь через сотни километров, под морем, до трубки, которую Жанна будет держать в руке. Этот шнур не прерывается нигде ни на полмиллиметра. Все его атомы соприкасаются, составляя единую цепь, которая тянется к Жанне.

Интересно, электроны бегут по шнуру со скоростью, близкой к скорости света? Анри довольно смутно представлял себе природу электрического тока. Так или иначе, что-то, какая-то частица — молекула или единица энергии, какая-то вибрация — донесет сюда голос Жанны.

Мамби вернулся с двумя бокалами виски.

— Ждать осталось недолго. Она позвонит с минуты на минуту. Я утром передал ей содержание нашего вчерашнего разговора. Полагаю, что она пойдет на это.

— Вы думаете, она согласится играть без денег?

— Она может себе это позволить. Вы знаете, что она подписала контракт с Феллини на это лето?

— Она переходит в кино?

— Пока речь идет только об одном фильме — на время мертвого сезона, но стоит итальянскому кино наложить на нее лапу, и с театром придется проститься! Она уже и сейчас, поверьте, держится как знаменитость.

— Странно, что, будучи американкой, она не польстилась на Голливуд.

— Ну, Голливуд — это уже не так модно… К тому же там очень распространены расовые предрассудки. Это всегда было препятствием для работы в Соединенных Штатах…

— Расовые предрассудки?

— Ну да. Разве вы не в курсе? Правда, вы мало знаете Жанну, и у нее это не так заметно. Надо быть особо чувствительным к такого рода вещам, чтобы увидеть в ней это.