Священная охота - [50]

— Конечно. Думаю, что леопард был в самом расцвете сил, — сказал Венсел. Он улыбнулся Йяде, словно желая подчеркнуть, что его слова доброжелательны. — Его сила свежа и чиста. Воин Древнего Вилда был бы горд иметь такого зверя, если бы в те времена существовал клан кин Леопард.

— Но я ведь женщина, а не воин, — сказала Йяда, в свою очередь пристально взглянув на Венсела.

— Женщины Древнего Вилда принимали в себя священных животных. Разве вы об этом не знаете?

— Нет. — В глазах Йяды вспыхнул интерес. — Правда?

— О, обычно не как воительницы, хотя были и такие женщины. В некоторых племенах женщины становились знаменосицами, и тогда им воздавался самый высокий почёт. Однако был и ещё один вариант… ещё одна связь со священными животными, которую женщины выбирали чаще. Впрочем, говоря «чаще», я имею в виду пропорцию: ведь таких женщин было очень мало.

— Знаменосицами? — странным тоном переспросила Йяда.

— Ещё одна связь? — одновременно переспросил Ингри.

В ответ губы Венсела изогнулись в улыбке рыболова, удачно закинувшего удочку.

— Самые могучие воины Вилда создавались с помощью обряда, вселявшего дух священного животного в человека. Однако можно было создать и кое-что ещё, если дух животного при жертвоприношении вселить в другого зверя.

Йяда стряхнула с себя зачарованность и спросила:

— Вы думаете, что Болесо пытался… нет, подождите!

— Я так ещё и не сумел понять, что затевал Болесо, но если он собирался следовать этой древней магии, то он всё понял неправильно. Животное в конце его жизни приносили в жертву, так что дух его вселялся в тело молодого зверя, всегда той же породы и пола. Всё то, чему научилось первое животное, передавалось вместе с его духом второму, а потом, в конце жизни второго, через жертвоприношение — третьему… и так далее. Так создавалась огромная плотность жизни, пока наконец в какой-то момент — через пять, шесть, десять поколений — зверь становился уже не зверем, а чем-то другим.

— Богом-зверем? — выдохнула Йяда.

Венсел развёл руками.

— Возможно — в каком-то смысле. Иногда говорят, что боги именно таковы: вся жизнь мира вливается в них через ворота смерти. Они вбирают в себя нас всех. И всё-таки боги нечто ещё более загадочное, потому что вбирают, не разрушая, и становятся более самими собой с каждым добавлением. Великие священные животные были чем-то иным.

— Сколько же времени требовалось, чтобы создать такое животное? — спросил Ингри. Его сердце билось всё быстрее, и он понимал, что участившееся дыхание выдаёт его острый интерес. И что Венсел всё замечает…

«Почему мне вдруг стало так страшно от этой сказочки Венсела?»

Сама кровь Ингри, казалось, откликнулась на слова Венсела.

— Десятилетия, целые жизни… иногда столетия. Таких животных чрезвычайно ценили: они были ручными и необыкновенно умными, они понимали человеческую речь. Однако эта великая преемственность подвергалась многим опасностям, и не только по воле случая. Когда мужчина или женщина Древнего Вилда принимали в себя дух великого животного, они становились не просто могучими воинами. Они делались много могущественнее и опаснее. Немногие из священных созданий пережили нашествие Аудара. Многих принесли в жертву раньше времени, просто чтобы спасти от дартаканской армии. Жрецы Аудара особенно усердствовали в истреблении таких животных из страха перед тем, во что они могут превратиться. Или в кого они могли бы превратить нас…

— В волшебников? — выдохнула Йяда. — В волшебников Древнего Вилда? Не одним ли из них пытался стать Болесо?

Венсел взмахнул рукой.

— Давайте не будем путаться в названиях. Волшебник — даже незаконный, если он не связан правилами храма — это человек, одержимый демоном беспорядка и хаоса, священной тварью Бастарда, и магия, которой он владеет, имеет своим источником разрушение. Сила подобных демонов ограничена равновесием между миром материи и миром духов. Древние племена тоже имели таких волшебников, обязанных подчиняться власти белого бога.

Великие священные животные принадлежали этому миру, и боги никогда не держали их в своих руках. Они не были частью силы богов и не были источником разрушения. Явление нигде, кроме Вилда, неизвестное… Хотя их магия была чисто духовной, они могли воздействовать и на тела, управляемые разумом и духом. Власть шаманов очень отличалась от могущества племенных волшебников, и они даже не всегда бывали союзниками, хоть и принадлежали к одному клану. Это было одним из противоречий, которые ослабили нас во время дартаканского нашествия. — Взгляд Венсела сделался далёким, словно он всматривался в те древние события.

Йяда переводила глаза с Венсела на Ингри.

— Ох… — выдохнула она.

Ингри чувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Ему казалось, что стены его крепости рушатся от подкопов Венсела.

«Нет, нет! Всё это чепуха, бессмыслица, детские сказки! Венсел просто придумал жестокую шутку, чтобы посмотреть, проглочу ли я наживку…»

Вслух же он прошептал:

— Каким образом?

— Каким образом этот мудрый волк явился к тебе, хочешь ты сказать? — Венсел пожал плечами. — Хотел бы я это знать. Когда Аудар Великий, — в его устах это имя прозвучало зловеще, — вырвал сердце Вилда при Кровавом Поле — там, где находилось святилище Священного древа, которое он осквернил, — даже тогда ему не удалось уничтожить всех. Некоторые из воинов и шаманов не присутствовали на обряде, случайно опоздав, и не попали в засаду.