Принц был мёртв.
Стражники у ворот замка не посмели проявить неподобающей радости по этому поводу, поскольку король оставался ещё в живых. На их лицах, подумал Ингри, скорее было написано тайное облегчение, да и это выражение исчезло, когда копыта коней эскорта Ингри прогрохотали по камням прохода, ведущего в узкий двор. Стражники узнали его — и поняли, кто его послал.
Ингри чувствовал, как во влажном воздухе тихого осеннего утра липнет к потному телу кожаный камзол. Булыжник двора дохнул на всадников холодом, сохранённым высокими побелёнными стенами. Гонец, отправившийся налегке, доскакал отсюда, из охотничьего замка принца, до королевской резиденции в Истхоме всего за два дня. Ингри и его люди, хоть и более тяжело вооружённые, пробыли в пути ненамного дольше. Конюх подбежал, чтобы взять поводья коня, и Ингри спешился, поправляя портупею и лишь на мгновение задержав руку на надёжной рукояти меча.
Управитель покойного принца Болесо, рыцарь Улькра, рысцой выбежал из-за башни; кто знает, чем он занимался с тех пор, как отряд Ингри был замечен на дороге… Сутулый и дородный, Улькра совсем запыхался от спешки и беспокойства и неуклюже поклонился.
— Добро пожаловать, лорд Ингри. Угодно вам подкрепиться и утолить жажду?
— Мне ничего не нужно. А вот о воинах следует позаботиться. — Ингри кивнул в сторону полудюжины сопровождающих его всадников. Лейтенант отряда, рыцарь Геска, благодарно кивнул, и управитель, поманив слуг, распорядился увести коней и проводить солдат в замок.
Ингри следом за Улькрой поднялся по ступеням, ведущим к сколоченной из толстых дубовых плах двери башни.
— Что вы успели сделать?
— Я ждал распоряжений, — понизив голос, ответил управитель. Тревога прочертила на его лице глубокие морщины; Ингри не удивился: люди, служившие принцу, никогда особой инициативой не отличались. — Мы только перенесли тело на холод. Оставить принца там, где мы его нашли, было нельзя. А виновницу мы заперли.
Надо понимать, в предвидении неприятного расследования?
— Я сначала посмотрю на тело, — решил Ингри.
— Да, милорд. Сюда. Мы освободили одну из кладовок.
Они прошли через тесный холл. Огонь в огромном камине почти потух, и рдеющие под слоем серого пепла угли не разгоняли сумрака в неуютном помещении. Облезлая борзая грызла в углу кость и зарычала на вошедших. Мужчины спустились по лестнице и оказались в кухне, где повариха и судомойки при их появлении замолкли и съёжились. Ещё несколько ступеней вели в холодную кладовку, скупо освещавшуюся двумя подслеповатыми окошками, вырубленными высоко в каменной стене.
Маленькая комнатка была освобождена от мебели, в ней установили двое козел и положили на них доски; на них покоилась закутанная в саван фигура. Ингри по привычке коснулся лба, губ, пупка и паха и положил на сердце ладонь с растопыренными пальцами: по одному ритуальному жесту в честь каждого из пяти богов.
«Дочь-Мать-Бастард-Отец-Сын… Где же вы все были, когда такое случилось?»
Пока Ингри ждал, чтобы глаза привыкли к полумраку, Улькра сглотнул и пробормотал:
— Священный король… как он принял новости?
— Трудно сказать, — ответил Ингри с вежливой уклончивостью. — Меня послал хранитель печати Хетвар.
— Конечно.
Ингри мало что мог понять по выражению лица управителя, кроме очевидного: Улькра очень рад переложить ответственность за дальнейшее на чьи-нибудь плечи. Неловко нагнувшись, управитель откинул покрывало, скрывавшее его покойного господина. Ингри, хмурясь, взглянул на тело.
Принц Болесо кин Стагхорн был младшим из выживших… из всех сыновей священного короля — не позволил себе даже мысленной ошибки Ингри. Болесо был ещё совсем молодым человеком, хотя уже несколько лет назад достиг полной телесной силы. Высокий и мускулистый, он отличался, как и все члены семьи, длинным подбородком, скрытым под короткой каштановой бородкой. Тёмные волосы теперь были спутаны и пропитаны кровью. Бьющая через край энергия принца иссякла, и, лишившись её, лицо потеряло прежнюю притягательность, так что Ингри даже удивился про себя, как мог он когда-то считать принца красивым. Ингри сделал шаг вперёд и обхватил обеими руками череп, нащупывая раны. Раны… Расколотая кость подалась под нажимом пальцев; лоб в двух местах был глубоко рассечён, на ранах запеклась почерневшая кровь.
— Каким оружием нанесены раны?
— Собственным боевым молотом принца. Он был на подставке вместе с латами, в спальне.
— Как неожиданно… и для самого Болесо тоже. — Ингри мрачно задумался о судьбе принца. Всю свою короткую жизнь Болесо, по словам Хетвара, то пользовался любовью и вниманием, то оказывался совершенно забыт и родителями, и слугами, и естественная надменность, присущая его происхождению, стала разъедаться опасной жаждой почестей, славы, воздаяния за пренебрежение. Надменность — или это была тревога? — в последнее время скрылась под чем-то ещё, какой-то ужасной неуравновешенностью.
«А то, что лишается равновесия, — падает…»
На принце была короткая шерстяная вышитая мантия, отороченная мехом и вся теперь запятнанная кровью. Должно быть, он был в неё одет в момент смерти. Ничего больше видно не было… Никаких ран на бледной коже. Когда управитель сказал, что он ждал распоряжений, он явно чего-то не договаривал. Приближённые принца были так потрясены ужасным событием, что даже не осмелились ни обмыть, ни переодеть мертвеца. Тело принца покрывала пыль… нет, не пыль. Ингри провёл рукой по складке ледяной плоти и настороженно взглянул на появившиеся на пальце пятна — мутно-синие, лимонно-жёлтые и ядовито-зелёные там, где порошки смешались. Краска? Пудра? На тёмном мехе одежды тоже были заметны неясные разводы.