Своя правда - [50]

Легкая, в какой-то мере даже семейная атмосфера нашего позднего завтрака располагала к разговору и, запив очередной кусок омлета чаем, я спросил:

— Почему Вы за мной приехали?

На что Виктор, ничуть не смутившись, словно он давно ожидал от меня такого вопроса, проговорил, разглядывая коричневый напиток в своей кружке.

— Лучше на «Ты».

— Что?

— Ко мне лучше обращаться на «Ты», — повторил он.

«Тоже мне! Рубаха парень», — подумал я, но несмотря на приступ сарказма, переспросил:

— Почему ты за мной приехал?

— Твоя мама.

— Она попросила? — спросил я, не дав ему от нетерпения закончить мысль и старательно избегая в обращении местоимений.

Необходимость обращаться к взрослому мужику, пусть и по его просьбе, на «ты», вместе с выбранной им неторопливой, слегка задумчивой манерой ответа на вопросы, раздражали меня.

— Нет, — сказал он и, немного помедлив, продолжил:

— Она просила позаботиться о тебе, пока она не поправится.

— А скоро она поправится?

— Никогда.

Я перестал жевать и с удивлением и испугом взглянул на Виктора.

— Ее болезнь хроническая. Она всегда будет с ней, всю жизнь, — продолжал он, сменив тон на наставительно-дружелюбный. — Сейчас приступ миновал, и в ближайшие дни ее выпишут из больницы, но это не значит, что она выздоровела.

Невольная улыбка растянула уголки моих губ.

— Тебя это веселит? Или ты радуешься тому, что маму скоро выпишут? — глядя на меня поверх кружки, с нотками непонимания в голосе спросил Виктор.

— Просто.

Я мучительно старался построить фразу, не используя местоимений, у меня это никак не получалось и, мысленно махнув рукой, я, запинаясь на первом слове, сквозь зубы выцедил:

— Ты подвязался заботиться обо мне, пока она не поправится. Нехило ты влип.

Виктор, нисколько не смутившись, расхохотался.

— Так вот ты о чем! — с растекшейся по лицу улыбкой заключил он.

— Не бойся, я не собираюсь следить за тобой всю оставшуюся жизнь. И вообще мне кажется, ты не очень-то и нуждаешься в чьей-либо заботе.

Мне польстила такая оценка, но, вспомнив расставленных по комнате черепашек ниндзя, я немного смутился.

— Ей сейчас очень нужна забота и любовь, и в будущем будет нужна еще больше, — неожиданно серьезным тоном начал Виктор.

— Если ты не против, я помогу тебе о ней позаботиться, по крайней мере, пока ты не научишься это делать сам.

«Странный тип, с чего это вдруг ему так переживать о моей маме», — подумал я, и тут же вспомнил Таню с ее странной заботой о совершенно чужом ей Михином деде и Макса, который всегда, пусть и по-своему, но все-таки заботился обо мне. Прошло несколько мгновений, и я смотрел на Виктора с уверенностью в том, что заботиться о чужих, или, вернее, малознакомых людях — это вполне нормально.

— Я не против, — сказал я.

— Вот и здорово! — воскликнул Виктор, после чего встал и начал собирать со стола грязную посуду.

* Настя *

Было уже за полдень, когда Настя ощутила плоды проделанной ей работы по поиску идеальной цитаты.

Первому отклику предшествовали несколько часов бесконечного ожидания. Разместив свой старательно подобранный пост, она рассчитывала, уж если не на комментарий, то хотя бы на лайк.

Время шло, Настю все плотнее окутывала пропитанная холодным, липким страхом пелена одиночества. Почти все Настины друзья или, возможно, бывшие друзья, уже успели отметиться тем или иным образом на своих или чужих страницах. По комментариям она видела, что в их жизни ничего не изменилось, они не умерли и не исчезли.

Настя, как никогда раньше, страстно жаждала внимания, неосознанно надеясь, пусть даже всего лишь иллюзией общения, заглушить просыпающиеся в ней сомнения и страхи.

Мама, закончив очередной телефонный разговор, на удивление, быстро и хорошо оделась и куда-то ушла, отделавшись от закономерного вопроса дежурной отговоркой «По делам».

Насте не хотелось ни есть, ни плакать, музыка надоела, и она, сидя на кровати, с остервенелым упорством обновляла одну и ту же страницу, потеряв счет времени и количеству обновлений.

Именно в тот момент на ее пост откликнулась Лена. Вместо того, чтобы написать комментарий, она пришла. Ее появление в квартире не было внезапным, ему предшествовали звонок домофона, долгое гудение и громыхание лифта, стук в дверь и все же, несмотря на все предвестники, Настя не была готова увидеть подругу.

Лена не поздоровалась, Настя коротко кивнула и отошла в сторону, впуская ее в квартиру. Настя была рада этому визиту, но в то же время и боялась Лены.

«Зачем она пришла? Обвинять меня? Угрожать? Просить за Макса? Или, может быть, помочь? Поддержать?»

Она подождала, пока Лена разуется, и они вместе направились в Настину комнату.

Старые джинсы, босые ноги, блузка не в тон, русые волосы, собранные обычной резинкой в хвостик. Настя рассматривала спину подруги, но ей казалось, что она читает понятным языком без ошибок написанное сообщение.

Лена явно собиралась в спешке или в сильном волнении. Настю это не утешило. Такой вид мог означать все, что угодно от неконтролируемого приступа ярости, до небывалых проявлений любви и сопереживания.

Девочки вошли в комнату. Несмотря на то, что родителей не было дома, привычка все важные и тем более секретные дела обсуждать, закрывшись в детской, взяла верх. Глухой хлопок межкомнатной двери произвел эффект спускового крючка, высвободившего сжатую внутри Лены пружину.