Своя правда - [38]

— На что? — с удивлением спросила я.

— На то, чтобы встретить свою любовь, и счастливо выйти замуж, — ответил он, продолжая чертить на столе невидимую кривую.

— Так вот, — сказал он.

Коснувшись пальцем стола, он провел им по диагонали вправо и вверх.

— Допустим, что ты сейчас вот здесь, в начале пути. С каждым новым годом количество вариантов, следовательно, и шансов встретить свою любовь, и счастливо выйти замуж для тебя будет расти.

— Ну, так это же хорошо, — с легкой усмешкой проговорила я.

— Конечно, хорошо, — быстро ответил отец и без паузы продолжил, — только продолжаться это будет примерно лет до двадцати трех.

Сказал он, остановив, но не оторвав от столешницы, палец.

Такое утверждение отца слегка обидело и расстроило меня, поэтому, не скрывая раздражения в голос, я спросила:

— А дальше что?

Он, стараясь привлечь мое внимание к своему прижатому к столешнице пальцу, продолжил рисовать невидимый график, двигая палец вправо и сначала плавно, а потом все круче и круче вниз.

— Дальше количество вариантов начнет снижаться. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Для тебя это означает, что и твои шансы на счастливый брак начнут снижаться вместе с количеством вариантов, если не произойдет одно событие.

— Что еще за событие? — с трудом разбирая его инженерные объяснения, спросила я.

Он, словно не услышав моего вопроса, продолжал прежнюю мысль:

— Шансы будут достаточно медленно снижаться лет до тридцати.

— А потом? — ошарашенно спросила я.

— А потом они резко упадут до минимума. В районе сорока будет небольшой скачок вверх, но он будет незначительным, а в остальном твои шансы в период с семнадцати до тридцати — это перевернутая парабола, а начиная с двадцати трех — это гипербола, которая вечно стремится к нулю, но никогда не будет ему равна.

Он усмехнулся, обрадованный удачно подобранной математической аналогии. И с глубокой нежностью в глазах посмотрел на меня.

Уловив его взгляд, я вдруг передумала обижаться, но, как-то по инерции повысив голос, спросила:

— Так что за событие должно изменить этот дурацкий график?

— Я сейчас объясню, — с улыбкой проговорил он, возвращаясь пальцем к нарисованному в его голове графику. — Мы с твоей мамой стали встречаться, когда ей было девятнадцать лет.

Он довел пальцем до середины воображаемого подъема и резким движением провел две вертикальные черты, одну вверх, а вторую вниз.

— С этого момента ее график раздвоился. С одной стороны, шансы выйти замуж стали стремиться к ста процентам, но вот количество вариантов сократилось до единицы. Понимаешь? — спросил он.

— Нет? — честно ответила я.

— Это просто, — с улыбкой продолжил он. — В девятнадцать лет в жизни твоей мамы произошло то самое событие.

— Событие, которое меняет график?

— Да. Она сделала выбор. По сути, она отдала мне все свое оставшееся время (я имею в виду время, отведенное ей жизнью на эффективный активный поиск), вложив его в наши отношения. Тем самым она изменила график, попутно лишив себя возможности выбора.

Он замолчал, рассматривая столешницу.

Не выдержав его молчания, я спросила:

— Ты считаешь, выбрав тебя, она ошиблась?

— Нет. Мне кажется, ошибся я.

— Ты же сказал, что ты любил ее.

— Любил.

— И в чем же тогда ошибка?

Объясняя любые сложные вопросы, отец всегда был склонен усложнять их, но в этот раз он побил все свои рекорды. С трудом удерживая в голове нить его рассуждений, я ждала ответа.

— Я принял этот дар. Я присвоил себе ее золотое время, я лишил ее шансов построить отношения с кем-то еще. А расплата за этот дар может быть только одна.

— Какая?

— Счастье, — коротко ответил он.

— Взяв ее золотое время, я обязан был отплатить ей счастьем. И я с радость принял на себя эту обязанность, я из кожи вон лез, чтобы сделать ее счастливой, и сам был счастлив от своих усилий. Я с таким упоением отдавал ей всего себя и так был счастлив этой возможности отдавать, что мне и в голову не приходило, что тем самым я лишаю ее возможности быть счастливой.

— Как это? — спросила я, разливая по чашкам дымящийся, приятно пахнущий чай лимонно-зеленого цвета.

— Счастье любви, Настя — это счастье дарить. Неважно что ты даришь: время, подарки, внимание, заботу. Даря все это любимому человеку, ты даришь ему самого себя и становишься вместе с ним счастливым, разделяя его радость от подарка. Но, если человек в паре лишен возможности дарить себя, он лишается возможности любить. Я был ослеплен любовью к твоей маме, я не замечал, что, стремясь отдать ей себя без остатка, я украл у нее возможность полюбить меня. Я своими собственными руками задушил в ней зародыш того чувства, которое могло сделать ее счастливой.

— Ты хочешь сказать, что все эти годы мама с тобой была несчастна?

— Нет! — горячо возразил он.

— Не то! Не то слово! Она была не несчастна, она была несчастлива!

— В чем разница?

— Во всем! Моя любовь и мое служение не позволяли ей почувствовать себя несчастной. Принимая постоянный, непрекращающийся поток моих подношений, я надеюсь, ты понимаешь, что я говорю не про подарки, хотя и они тоже были.

— Понимаю, — действительно понимая, сказала я, глотнув горячий чай.

— Хорошо.