Свой - [7]

Я в который раз пристально посмотрела на Стаса, серьёзного, сосредоточенно думающего о чём-то своём. Чёткий, красивый мальчик. Немножко подчистить его, соскрести гопницкую плесень, и золотой будет мужик, любой бабе на зависть.

А может, и не надо ничего счищать. Пусть остается таким, как есть. Нравится он мне, внезапно поняла я. Впервые в жизни мне по-настоящему нравится мужик, весь, а не частично. Кажется, я в него… Я мысленно охнула. Дрянное словцо, конечно, ванильное, но я, кажется, в него влюбилась. Я…

Назойливо запиликал скайп. Я подумала, что кто-то опять напрашивается на пробную консультацию, потому что клиентов на сегодня записано не было.

— Стас, милый, подожди немного, — попросила я. — Это по работе.

На другом конце линии оказалась моя старая пациентка — лесбияночка, которой я долго помогала принять свою ориентацию вместо того, чтобы глотать таблетки или резать вены.

— Добрый день, Лиза, — поздоровалась я. — Чем могу помочь?

Лиза уже год жила в паре с бабищей старше ее лет на пятнадцать, и, мне казалось, была с ней счастлива.

— Всё плохо, Вика. Всё плохо, плохо, плохо…

Лизу прорвало. Всхлипывая и размазывая по щекам сопли, она принялась рассказывать, что ее бабища запала на мужиков. Причем не на конкретного какого-то мужика, а на мужиков вообще. У неё изменились взгляды, жесты, макияж. А на её компе Лиза случайно нашла гетеро-порно.

— Но ты же знала, что Ира до тебя была замужем? — попыталась я разрядить ситуацию. — Она би, её интерес к мужчинам вполне объясним.

— Она больше не хочет меня, — заревела Лиза. — Мне даже кажется, она мною брезгует. Вика, помогите! Ей нужен мужчина, и я хочу… сделать переход. Я боюсь, я очень боюсь, но я иначе не выдержу…

Я заставила себя мобилизоваться. Я класть хотела на мир психически здоровых, самодовольных самцов и самок, на них на всех, на любого и каждую. Но ради таких, как эта Лиза, я, по сути, жила. Ради тех, кто, как и я, был изгоем, отщепенцем, вывертом природы, жертвой косного социума. Переход необратим, трансом не становятся в порыве отчаяния, это крайний, предельный случай, на это идут, лишь когда по-другому уже нельзя.

— Запомни, — твёрдо проговорила я. — Переход — это билет в одну сторону. Если ты начнёшь его, назад не вернёшься. Твоя Ира еще сто раз может поменять ориентацию. А ты — нет. И никакой гарантии, что после перехода станешь мужиком в её вкусе, тоже нет. Значит, так: завтра, ровно в десять, придёшь ко мне.

Лиза, сглатывая слёзы, закивала. Я закрыла окно скайпа, выдохнула. У меня тряслись руки, я с трудом отыскала номер в адресной книге мобильника.

— Тома, — бросила я в трубку. — Завтра в десять у меня. Молодая фемка, единственный и дрянной опыт, сорвалась, на грани перехода, нужно остановить. Хорошо, спасибо тебе, жду…

— Это и есть твоя работа? — услышала я и не сразу даже поняла, что именно спрашивает Стас.

— Ну да, — пришла я, наконец, в себя. — Над пропастью во ржи. Хотя ты Сэлинджера, наверное, не читал.

— Кто эта Тома?

— Моя бывшая клиентка. Лесбиянка-универсал с гипертрофированной сексуальностью. Помогает мне в сложных случаях. Почему ты спрашиваешь?

— Как она тебе помогает?

Я не ответила. Не было смысла рассказывать этому парню, как проходит сексуальная терапия. Тома, конечно, жадная похотливая сука, но она, как и я, профи. За свои услуги возьмёт немало, моего гонорара не хватит, придётся приплачивать из собственного кармана. Плевать. Есть шанс эту дурёху вытащить, Томиной мандой выбить у неё из башки бабищу-перестарка, вправить на место мозги.

— Это неважно, милый, — сказала я. — Главное, что помочь можно.

— Кому? — Стас смотрел на меня так, будто разглядывал в лупу. — Кому именно ты помогаешь? Ковырялкам, пидорам?

Меня передёрнуло, лоб пробило испариной.

— Не говори так, — попросила я. — Пожалуйста. Я помогаю людям. Тем, кто запутался, тем, у кого менталитет не такой, как у большинства. Я удерживаю их от непоправимых поступков, от попытки сунуть в петлю башку, от намерения отрезать себе сиськи, от… Неважно: это ведь очень непросто определиться, кто ты, если окружающий мир тебе чужероден. Есть не только лесбиянки и геи, есть ещё асексуалы, пансексуалы, трансвеститы, знаешь, сколько из них заканчивают на койке в лечебнице или загибаются от передоза, потому что стремятся убежать, удрать от самих себя?

— А ты? — вдруг спросил он.

Я отшатнулась от него.

— Что — «я»?

— Ты носишь мужскую обувь. Ты сама трансвестит? Или кто?

— Милый, пожалуйста, прекрати! Я не хочу говорить на эту тему.

— Ты будешь на неё говорить.

У меня помутилось в глазах. Он тестировал меня, лез в меня, нарочито грубо и резко, подавляя моё сопротивление своей волей.

— Тебе что же, показалось, что у меня искусственная вагина? — попыталась вывернуться я.

— С этим у тебя всё в порядке. С остальным бабским тоже. А с обувью нет. Почему?

Я почувствовала, как слабеет, истончается воля. Как пробуждается, стряхивает с себя сонную одурь Виталя. Я не хотела. Я не… Только не с этим парнем, только не с ним.

— Стас, милый, — взмолилась я. — Уходи. Не спрашивай меня об этом, прошу тебя. Давай обсудим всё завтра. Завтра, хорошо? Я не хочу, не могу сейчас.