Своё и чужое: дневник современника - [42]

31 июля. Смотрю на вереницу опереточных персонажен и жалею этих людей. Один был толковым офицером, другой — актером, третий — журналистом... А теперь ничтожные, бесполезные, самовлюбленные пузыри, раздувающиеся от выборов до выборов. Вот что делает с людьми тщеславие. Доволен, что никого не морочил, грязь не разводил и других не пачкал, место нашёл незанятое, без соперников и завистников, а если и мучаюсь, то от неизбывной любви-ненависти.

2 августа. На газетном развороте по соседству два материала. Первый о рядовом, расстрелявшем сослуживцев в упор из автомата, другой — о молодой мамаше из США, утопившей малюток — сыновей. Люди-манекены: если холодно — устроят пожар, мешает ребенок — убьют. Сегодня вся страна дрожит: десантники гуляют, устраняя с пути всё, что им не по нраву. Дальше и дальше отступает золотое правило, а вместо него расползается первобытное, мне отмщение, и аз воздам!

3 августа. Если плодятся люди-машины, то к чему этот переворот, трагедии разделения, войн, множащейся ненависти, вымирания? Чтобы увеличить массу удовольствий? Тогда уж пусть бы оставался социализм, хотя разум всё понимает и тут же подсовывает известные контрдоводы. Но и тот социализм делал ставку на дух и душу и не разжигал аппетиты нестареющим «Обогащайтесь!» Не верю я ни в новую Америку, ни в коммунистические кущи, но победы мещанства и торгашества не желаю. Унижали партбоссы, теперь унижают нувориши, разнузданный преуспевающий Хам.

4 августа. Что же, опять бунт против неизбежности? Да если бы этот бурелом произошел сам собой — черт с ним, ничего не поделаешь. Но так сильно проявляется влияние преступных и коммерческих сообществ, что не возмущаться нельзя. Ведь можно усиливать, а можно и ослаблять. Нужны новые административные тиски для всех и прежде всего — для имеющих власть и капиталы.

5 августа. Есть в каждом человеке механизм обратного хода. Если он не подавлен совестью и культурой, то способен мгновенно включаться, и обыватель превращается в чудовище. Наш век то и дело порождает эти массовые включения на социальной, религиозной, бытовой, национальной, сексуальной почве. Не могу быть просто наблюдателем и регистратором, не могу не чувствовать, что любое преодоление и каждый шаг щедро оплачены жертвами. Жизнь сама залечивает свои раны, но есть раны неизлечимые. Согласен, что спектакль ставит режиссёр, неведомый нам, а мы — послушные исполнители его воли. Жанр не поддается определению.

Могучий, животворный Бетховен. Он всегда требует участия, ответа на вызов, мобилизации сил: если и остановка, то чтобы сосредоточиться перед броском, если и мечтательная отрешённость, то чтобы накопить энергию для борьбы. А победа или поражение — это не выбирают, это эпилог, в любом случае выстраданный и заслуженный.

7 августа. Несказанное удовольствие видеть, как карабкается маленькая душа к свету, чтобы заметили, похвалили, выделили; как не без труда перенастраивает себя или извлекает из глубинных запасов ещё нетронутое. Подошёл 14-летний Володя, приласкал, так старался угодить и быть на глазах, а ещё год назад был обычным сорванцом. И вдруг на моих глазах зажегся, встрепенулся и пошёл на каждом уроке получать по четвёрке. Никогда никому не закрывал двери, не зачислял в безнадёжные, знаю: у каждого свой час пробуждения. Не одного разбудил, но ещё больше упустил.

Удивительно, что Лесков, такой проницательный в общественных вопросах, оказался слепым в собственном ремесле и расценил как пустяк поздние вещи Тургенева. Они ведут одну мелодию, только в разных тональностях, и не слышат друг друга.

10 августа. Какой ни разверну номер «Известий», картина одна и та же: в разгуле и муках корчится Русь. Почти стопроцентно повторяется сценарий первой капитализации — сумбурный, пенистый, грабительский. Как старая власть оттолкнула от себя деревню, так и нынешняя за 4 года не сделала село союзником, скорей наоборот.

18 августа. В узком переулке два полупьяных молодца пугали прохожих большими портновскими ножницами, «Что, мужик, — мне вслед, — боишься?» Нет, не боюсь, но не от твоих рук, подонок.

Приходил скупщик антиквариата, оживший Гобсек с цепким, безошибочным взглядом и нюхом. Прекрасно владеет техникой беседы и, как бы между прочим, сводит её к своему интересу — вещам. Получается, по аналогии с музыкой, рондо.

21 августа. Пожары, кровь, насилие. Как шагреневая кожа, умаляется планетная жизнь, сокращается сфера разума и культуры. По сути, человечество оказалось на острове цивилизации в одиночестве, уйдя из Космоса и перечеркнув его. По части разума род людской никогда не блистал, и все же древнее население Земли, такое слабое на первый взгляд, было жизнеспособней современников. У него был мощный фундамент — природа, религия, род. Эти опоры рухнули, и вот поклоняемся Мамоне.

23 августа. Некрасовское «Средь мира дольного» поместил бы во все хрестоматии для воспламенения «душ сильных, любвеобильных». Сжатое, вдохновенное переложение Нагорной проповеди, «тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их». Пока немногие, мы обречены. Вообще, моральные максимы Христа не для людей, они невыполнимы, в них действительно слышится голос Бога. Он предвидит, что его учение разделит людей, несёт не мир, но меч или формальное признание. Его требования и вызывающие, и издевательские для людей: «не заботьтесь и не говорите: что нам есть? что пить? во что одеться?» Большинство живущих всерьёз подобные призывы не воспринимает — слышат, да не разумеют. А протестантизм — прямая ревизия христианства, приспособление его к земным нуждам. И пышное почитание богочеловека лишь осознание своей вины, признание природного изъяна. Однако эта подлинно великая утопия имеет больше шансов на укоренение, чем коммунизм. Она уже осуществилась трудами одиночек-подвижников, но час её — впереди. Людям не остаётся ничего иного, как вступить на нечеловеческий путь Христа.