Свободная - [67]

Словно если я постучу, то по ту сторону двери не окажется никакого зла.

Покачав головой, Кристиан останавливает меня.

«Что ты чувствуешь?» – мысленно спрашивает он.

Я открываю разум и убираю стену вокруг своего сознания, которую даже не осознавала, что выстроила. Меня тут же захлестывает скорбь и такая пронизывающая, всепоглощающая боль, что перехватывает дыхание. Я прислоняюсь к стене и пытаюсь прорваться сквозь скорбь, чтобы определить ее источник, но перед глазами всплывает лишь женское тело, плавающее в воде лицом вниз, пока ее темные волосы колышутся вокруг головы. Это падший – о, да, это определенно падший ангел, – но не Семъйяза. Окружающая его скорбь отличается от скорби Сэма. Она злее, яростнее и вызвана агонией, которая длится множество веков. Но, несмотря на это, ее как будто сдерживают, не из жалости к окружающим, а из желания добиться определенной цели и уничтожить всех.

«Там Чернокрылый, – мысленно говорю я Кристиану, стараясь направлять слова лишь ему, как учил нас папа. – Причем высшего порядка. Больше мне ничего не удалось понять, его скорбь заглушает все остальное. А ты что-нибудь почувствовал? Можешь прочитать их мысли?»

«Там как минимум семь человек, – закрывая глаза, отвечает он. – Сложно сказать точнее».

– Я же уже сказала, что тебе здесь не рады, – вдруг раздается тихий испуганный голос. – Уходи отсюда.

– Ай-ай-ай, Анна, – звучит еще один голос, в котором слышится та же мелодичность, что и у папы. – Разве можно так обращаться со старым другом?

– Ты никогда не был моим другом, – огрызается Анна. – Скорее уж ошибкой. Грехом.

– Грехом? – переспрашивает он. – Я польщен.

– Я обличаю тебя. Во имя Иисуса Христа. Изыди.

– Ох, не надо так драматизировать, – с явным раздражением говорит он. – Мы пришли сюда не из-за тебя.

– А зачем же? – уверенно и совершенно спокойно спрашивает Анджела, будто перед ней не стоит Чернокрылый. – Чего вы хотите?

– Мы пришли взглянуть на ребенка, – отвечает он.

Мы с Кристианом обмениваемся встревоженными взглядами, в которых читается один и тот же вопрос: «Где Уэбстер?»

– Ребенка? – с некоторым удивлением повторяет Анджела. – Зачем?

– Пенемуэ хочется увидеть малыша, как и мне. Я ведь его дед.

«Проклятье. Пен тоже здесь, – думаю я. – Но… значит, второй падший – это отец Анджелы?»

– Ты ему никто, Азазель, – выплевывает Анна. – Пустое место.

Я тут же выуживаю из памяти все, что мне удалось собрать об этом Чернокрылом за последний год: коллекционер; настоящий злодей, который не остановится ни перед чем ради цели завербовать или уничтожить всех Трипларов на земле; брат Семъйязы, отобравший у него должность лидера Наблюдателей. «Он очень опасен, – говорил мне папа. – Безжалостный. Решительный. Он берет то, что хочет, и, если увидит вас и поймет, кто вы, вам несдобровать». Меня охватывает нестерпимое и инстинктивное желание убраться отсюда подальше. Спуститься по лестнице и унестись без оглядки. Но я стискиваю зубы и заставляю себя оставаться на месте.

– Его здесь нет, – говорит Анджела. В ее голосе не слышно и капли испуга, а лишь напускное раздражение от их вторжения. – Ты бы мог позвонить, Пен, и я бы все тебе рассказала. Не пришлось бы проделывать весь этот путь.

Азазель смеется. И от этого звука у меня по коже расползаются мурашки.

– Позвонить? – удивленно переспрашивает он. – Но тогда где же ребенок?

– Я его отдала.

– Отдала? Кому?

– Милой паре, отчаянно желающей завести ребенка, которую нашла в Агентстве по усыновлению. Папа – музыкант, а мама – кондитер. А значит, его всегда будет окружать музыка и хорошая еда.

– Хм, – задумчиво хмыкает Азазель. – А Пенемуэ не сомневался, что ты оставишь ребенка себе. Ведь так?

– Да, – подтверждает еще один голос, в котором трудно узнать Пена, потому что он звучит невероятно хрипло. – Она говорила, что оставит ребенка.

– Сына, – поправляет Анджела. – Но я передумала, когда поняла, что ты меня бросаешь. – В ее голосе отчетливо звучит горечь. – Послушай, я не особо люблю детей. К тому же мне всего девятнадцать, я учусь в Стэнфорде и не захотела отказываться от своей жизни. Так что решила не обременять себя ребенком и отдала его людям, которые о нем позаботятся.

Мне не видно, что происходит за дверью, но я с легкостью могу представить, как Анджела стоит перед ними с безразличным выражением лица, которое появляется у нее, когда она пытается что-то скрыть. Уверена, сейчас одна ее нога отставлена в сторону, а голова наклонена, будто ей не верится, что они все еще продолжают обсуждать эту тему.

– Похоже, вы зря потратили свое время, – добавляет подруга. – И мое тоже.

На мгновение воцаряется тишина, а затем Азазель начинает аплодировать. Его хлопки медленные, но такие громкие, что я невольно вздрагиваю каждый раз, когда ладони соприкасаются друг с другом.

– Отличное представление, – говорит он. – Ты настоящая актриса, моя дорогая.

– Можешь не верить мне, – отвечает она. – Мне все равно.

– Обыщите квартиру, – приказывает Азазель с таким невозмутимым спокойствием в голосе, которое напоминает гладь воды на озере. – Загляните во все уголки и шкафы. Уверен, ребенок где-то здесь.