Свободен! - [64]

Я обошел дом, ища имя и номер детектива, который почти мне поверил. Любителя трогать мебель. Хуана Паирнеса. Мне представлялось, что в эти самые минуты полицейский спецназ пробирается вдоль задней стены здания, снайперы занимают выгодные позиции на холме за домом, а вертолеты поднимаются в воздух, чтобы атаковать меня сверху.

Я был загнан в угол.

Глава 41

Человек на другом конце провода не был заинтересован в том, чтобы я беседовал с выбранным мною полицейским.

– Я не могу просто так выдернуть полицейского инспектора из постели. Я профессиональный переговорщик. Вам придется иметь дело со мной. Если хотите с кем-то связаться, действуйте через меня, – заявил он. Его тон был раздраженным. Возможно, это тоже входило в тактику переговоров.

Меня осенило, что нужно произнести следующее: «Слушайте, свяжите меня с ним в течение часа, или я причиню вред заложнице». Я серьезно рассматривал такую возможность, потому что мне казалось, что если существует угроза для жизни, то в соответствии с правилами он должен по мере сил исполнять мои желания. Но это наверняка укрепило бы его во мнении, что я удерживаю заложницу. Что не входило в мои планы.

Я чувствовал себя нелепо, но так как окна закрывали ставни, мне пришлось добраться до почтового ящика, чтобы взглянуть, что происходит снаружи. Я вспомнил, что крышку почтового ящика нужно толкнуть вперед, но тогда мой высунутый палец окажется слишком уязвим, поэтому пошел искать ручку.

Потом я сообразил, что в доме горит свет, который будет заметен в щели открытого ящика. Полоска света с моей головой в виде тени посредине – без сомнения, идеальная мишень.

Я выключил в доме свет и приступил к делу.

Я разглядел полицейскую машину на приличном расстоянии слева, другую – довольно далеко справа. Похоже, они перекрыли участок дороги, чтобы мимо никто не проехал. Я сомневался, что смогу увидеть полицейских. Но была вероятность, что черные тени за машинами – это именно они.

Дверь издала глухой звук – мне показалось, что в нее попала пуля. Я резко отпустил крышку ящика и отскочил в сторону.

Я попытался вспомнить, что мне рассказывала Габриэль об осадах, когда несколько месяцев назад мы стояли с ней на вершине скалы. От нее я узнал, что с тысяча девятьсот семидесятого года все захваты заложников в Европе заканчивались арестом или смертью, но ничего более полезного и менее пугающего в голову мне не приходило. Я помнил ее рассказ о том, что обычно бойцы снабжены приборами ночного видения, поэтому лучше оставлять в осажденном доме свет включенным – тогда они видят хуже, чем обычный человек. А если осада затягивается, они предпочитают штурмовать дом в конце своей смены, чтобы не перекладывать задание на чужие плечи. Это означало восемь или девять утра? Но действуют ли эти правила в Испании? Полагаю, да. Полицейский везде полицейский, это интернациональное понятие. Но в Испании их смена может заканчиваться раньше, чем в Великобритании.

Что еще я мог вспомнить? Она говорила, что в Англии им запрещено стрелять, если чьей-то жизни не угрожает реальная опасность. У меня было ощущение, что испанцы начнут стрелять в любом случае. Она упоминала о гранатах, которые передвигаются по комнате зигзагообразно, и о слезоточивом газе. Мне нужно было срочно заблокировать щель почтового ящика и, вероятно, печную трубу.

Я не мог придумать, чем забить щель ящика. Молотки, гвозди и весь полезный инвентарь вместе с мышами находились в сарае-пристройке, выходящем на задний двор. Лучшее, что я мог придумать, – это втиснуть в проем несколько книг, а потом протащить комод по коридору и придвинуть его к двери.

Очевидно, полицейский спецназ обычно проникал через входную дверь, и у них в арсенале было несколько методов, чтобы ее взломать. Они могли использовать таран. Или сделать дырку в двери, выстрелив специальным зарядом. Или наиболее популярный метод: подбежать к почтовому ящику и забросить что-то вроде якоря, соединенного цепью с машиной. Машина резко даст задний ход, и дверь сразу вылетит. Я надеялся, что, заблокировав почтовый ящик, помешал применить последний вариант.

Теперь на очереди была печная труба. Я взял побольше простыней и запихнул их в нее. Труба была довольно широкая, но я был уверен, что дымоход слишком узок, чтобы по нему спускаться. Все же я понимал, что они способны забраться на крышу и сбросить вниз гранату или пустить слезоточивый газ.

Я вернулся обратно, чтобы посмотреть на Эми. Она уже уснула, несмотря на яркий свет в кухне.

Я снова включил чайник и отправился в туалет.

Я почти не сомневался, что слышу голоса с улицы, под окном туалета, поэтому старался не шуметь и не стал спускать воду, что вообще-то против моих правил. Потом я прижал ухо к окну. Я был убежден, что они в паре дюймов с другой стороны стекла, но не мог разобрать, что они шептали.

Я вернулся к телефону.

– Алло? – сказал я.

– Алло.

– Если я не буду вешать трубку, как я узнаю, что мне хотят сообщить что-то интересное? – спросил я.

– Мы покричим снаружи, и вы возьмете трубку.

С ума сойти.

Я снова положил телефонную трубку на стол.

Я решил, что изменю стратегию с дымоходом. Если бы я был на их месте, то все равно бы бросил гранату. Ведь они не знали, что я запихал туда простыни. В результате граната застрянет в простынях и взорвется, проделав большую дыру в стене или потолке, и они смогут проникнуть внутрь или хотя бы пустить слезоточивый газ.