Свобода от смерти - [12]
Работая над циклом Андрея Рублева, я буквально кожей ощущал Россию, не тогдашнюю, а вневременную.
Раны Руси стали моими ранами:
А совсем рядом мир Андрея Рублева и Вечное возрождение:
Из неразгаданных глубин России был и Сергей Есенин. Его жизнь и поэзия со времен зрелого детства притягивали меня. Моя мама в довоенные годы была знакома с импресарио Айседоры Дункан (жены Есенина) Ильей Шнейдером, рассказы которого о жизни Есенина я слушал еще в детстве в мамином изложении. Ореол загадочности, окружавший поэта, не давал покоя многим исследователям его жизни и творчества. Сколько тут было вымыслов, догадок, сплетен и прочего. Приступая к работе, я прекрасно понимал, насколько велик риск писать в стихах о Есенине, но когда я узнал, что Есенин незадолго до смерти задумал поэму о Пушкине, — страх исчез.
Вся жизнь Есенина — череда стремительных творческих взлетов к вершинам любви и света и не менее стремительных «падений» в тайные глубины человеческой психики. И то и другое — факт человеческого бытия. Человек становится жертвой этих кажущихся противоречий. Самоубийство Есенина есть результат трагического разлада между «противоречивыми» началами человеческой психики.
Во время работы над «Есениным» чувство безысходности и движения по кругу достигло апогея, и я был готов, стоило только «поднести спичку», завершить свой земной путь. Алкоголь в любой момент мог катализировать этот процесс.
Поэтическое исследование Октябрьского переворота и роли в нем Ленина вылилось в работу «Революция (Хотим… и… думаю)». В самом начале я сделал для себя удивительное открытие — язык работ Ленина поэтичен, следовательно, искренность намерений этого человека, его увлеченность идеей без поиска личной выгоды не вызывали сомнений. Мне никакого труда не составило облечь напористость ленинских слов в стихотворную форму.
Когда я попытался переложить в стихотворную форму сталинские слова — у меня не получилось. В его речи отсутствовал ритм, а это — верный признак рассудочности. У Сталина рассудочность была коварной. Психология толпы и ее вождей были мною прочувствованы. Ни толпой, ни вождем я быть уже не мог.
Галерею поэтических исследований завершил образ Никколо Паганини — неповторимого маэстро. Как-то в раннем детстве я по радио услышал это имя, и оно (точнее, загадочное словосочетание «Никколо Паганини») прочно вошло в мое сознание. Аромат первого детского впечатления остался у меня на всю жизнь.
Эпиграфами к поэтическому исследованию «Распятие» послужили слова Мейербера: «Там, где кончается наше воображение, начинается Паганини» и слова великого Листа о Паганини: «Он был велик. Знаем ли мы, какой ценой дается человеку величие?» Паганини, как никто другой на земле, являл собою «мир Дьявола и Бога» в своей творческой ипостаси. Я, как мог, пытался передать это в стихотворной форме. Вся жизнь Паганини — трагическая феерия Музыки и Любви. Финал его жизни был плачевен — невозможность примирения психологических начал, кажущихся полярными, привела к невыносимым страданиям души и тела.
Холод
Паганини стал мне удивительно близок и понятен. Трагический разлад в моей душе достигал апогея. Поэзия не смогла сделать меня свободным — она сама становилась тюрьмой. Ощущение гнетущего одиночества среди людей не покидало меня.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.