Свобода - [23]

- Я устал... - проговорил он и встал, - мне казалось, вы поймете... Он взял свой портфель и, сгорбившись, пошел к двери. Потом вдруг обернулся и спросил: - Профессор, вы знаете, какого цвета ад?.. На сером берегу серого моря людей загоняют на серый корабль...

Академик умолк, будто комок снова перехватил ему горло... Или так показалось профессору?!.

...Тщедушный, вконец расстроенный, он на мгновение застыл у двери, потом обернулся.

- До свидания, профессор, - сказал он, и тихо выйдя из кабинета, притворил за собой дверь.

...После его ухода профессор долго стоял посреди кабинета, стараясь обрести утраченное равновесие.

... Надо было все обдумать... не спеша, терпеливо пропустить, как сквозь сито, последние месяцы, может, даже годы, все детально исследовать, перечитать внимательно литературу о сновидениях...

...Когда профессор вышел из больницы, шел дождь... На трамвайно остановке толпились люди... Но эта толпа, казалось, обжигает ему кожу. Он отошел в сторону и встал у газетного киоска. По противоположной стороне прошла группа людей, с национальными флагами в руках, распевая песню "Свобода", они, очевидно, направлялись к площади Свободы. Это были в основном небритые юноши в куртках и девушки-студентки, которые шли, смеясь и держа дружку под руки...

Чего они хотят, думал профессор, глядя сквозь мокрые стекла очков на это шумное сборище...

И вдруг он с ужасом понял, что единственный, кого он хочет увидеть сейчас на этой грязной остановке напротив своей уродливой клиники, так это того неизвестного преследователя в серой куртке.

...Он расхаживал по лужам, подняв воротник пальто, и думал, что оба они - и академик, он сам, наверное, больны. Видно у обоих тот самый старческий склероз, указанный в медицинской карточке академика. Мания преследования и опасности, склонность к одиночеству, ощущение страха...

Страх - самое сильное и необходимое чувство, привязывающее человека к жизни, поддерживающее инстинкт самосохранения, очевидно, к старости достигает наивысшей черты... - думал профессор. - ...Чем старее становится человек, чем ближе он к смерти, тем крепче, может быть, именно страх связывает нас с жизнью.

... Ему вспомнился нездоровый блеск в глазах академика, его совсем не старческие рыдания, вспомнились слова, которые тот произносил, тыча пальцем то себе за спину, то в потолок...

... Его собственное положение было еще сложней. Ведь если академик хотел избавиться от своих снов, уничтожить канал сна и жить спокойно, сам профессор, выходит, жаждал этих мрачных снов, как бы кошмарны и самоубийственны они ни были... Это своего рода наркомания.

... Сномания... - подумал профессор и горько сам себе улыбнулся.

Получается, что в отличие от академика он не хочет жить спокойно... Не хочет или не может?..

Не могу, подумал профессор, потому что мне давно уже тяжело жить в этой серой грязи, среди этих людей с одинаковыми лицами. Он попытался вспомнить, с каких пор овладела им эта "сномания", и понял, что это пришло несколько лет назад после смерти единственного родного ему человека, любимой жены... Он помнил, как после похорон жены вернулся в свою опустевшую квартиру, долго не мог переступить порог дома, покинутый женой, а потом весь вечер никак не мог согреться в холоде опустевшего дома... Потом же, когда он, не раздеваясь, лег, укрылся одеялом и долго тихо плакал, и ему удалось, наконец, уснуть, вот с тех пор все и изменилось...

Ему приснилась жена, которую он только что похоронил на лежащем на горе кладбище... Как и в прежние счастливые времена, жена сидела с ним на балконе, пила чай, а профессор смотрел через окно их теплого балкона на метель, воющую на улице, и чувствовал себя спокойным и счастливым...

С той ночи жена стала сниться ему по ночам... тяжелая, длящаяся несколько лет болезнь иссушила жену, кода на ее исхудавших руках свисала, напоминая клубочки ниток. Но во снах жена виделась ему с каждым разом все бодрей. Как в здоровые годы, она готовила его любимые блюда или, напевая, легкими шагами расхаживала по дому...

Поэтому профессор, кое-как перетерпев убогие дни, пропитанные горьким ароматом сиротства, вечерами спешил домой. Он уже не ощущал ни холода, ни одиночества в доме. Едва дождавшись ночи, профессор устремлялся в полные покоя и тепла сны на свидание с женой...

...А потом, через какое-то время он стал во снах испытывать неведомое в реальной жизни наслаждение, он чувствовал, как замкнутое пространство его маленькой квартиры вдруг непостижимым, сумасшедшим образом расширялось... Помнится, как-то во сне профессор, оставив жену на балконе, вернулся в комнату и вдруг оказался в чудесных сорокакомнатных чудесных покоях... Потом, проснувшись, он долго и со странным удовольствием вспоминал этот чудесный дворец с волшебными дверями, мозаичными полами, зеркальными потолками. Он помнит, как с тех пор каждую ночь находил разные предлоги, чтобы оставить жену на балконе и уйти в этот сказочный дворец с сорока комнатами, а оттуда он попадал в еще более иные волшебные миры, где ему открывались картины беспредельных просторов, и птицы на огромных парусах крыльев уносили его в страны, полные тайн и загадок, и росли небывалой красоты цветы, которыми невозможно было налюбоваться, и текли, переливаясь тысячью красок волшебные реки, в которых он не мог накупаться...