Свобода любви или идол блуда - [8]

(Иез. 23, 14-17).

Когда внутри живет похоть и есть греховный навык, любой художественный образ греха при­водит сердце в томление и разгорячение. Тогда, рано или поздно, душа пойдет на грех (пошлет послов в Халдею) с той степенью обреченности, с какою вол идет на убой.

А теперь представим, что мужчины, нарисо­ванные красками, ожили перед взором блудли­вой дочери Израиля из приведенного пророче­ства. Представим, что не стенные росписи, а порнофильм на простыне показали и без того оскверненной душе. Эффект умножится неимо­верно. Наше время и есть то время, когда все порнографические сюжеты, собранные со всех мозаик Помпей, со всех красноглиняных чаш эллинов, со всех индийских миниатюр и статуй, опоясывающих фронтоны соответствующих храмов, ожили, задвигались при помощи кино­пленки и цифровых камер.

Конечно, кино не изобрело грех. Оно его зафиксировало. Оно впитало все жанры насто­ящей жизни и отобразило их вскоре после появления. Сначала на зрителя побежал прибы­вающий на станцию поезд, но вскоре из поезда вышли знакомые лица. И триллер, и порногра­фия, и глупенькая мелодрама появились очень быстро, почти вслед за изобретением. Потому что кино придумал человек, и детище отобрази­ло в себе все интуиции того, кто его родил.

Для нас в рамках затронутой темы важно от­метить особую притягательность, которой обла­дает грех, выраженный средствами искусства, самым массовым и доступным из которых явля­ется кино. Если сравнить грех с боеголовкой, то искусство лучше чего бы то ни было способно играть роль средства доставки, ракеты. И цели для такой ракеты не точечные, а площадные, поскольку речь идет буквально об оружии мас­сового поражения.

У человека, не дай Бог, начались проблемы с седьмой заповедью - значит, закончатся они не скоро. Начинаются же эти проблемы неред­ко с забытого папой в ящике стола «взрослого» журнала, с найденного случайно ребенком дис­ка с фильмами, предназначенными для закры­того просмотра. С артефакта, другими словами. Однажды же возникнув, эти проблемы не про­сто долго длятся, но грозят никогда не исчез­нуть.

Филипп Македонский открывал ворота вра­жьих крепостей при помощи осла, груженого золотом. В наше время роль осла и золота может играть экспорт образа жизни, культурная экс­пансия. Советский Союз, по крайней мере, был разрушен не залпами орудий, а контрабандой порнофильмов. Да и в освобожденном от Сад­дама Ираке кинотеатры «для взрослых» появи­лись сразу вслед за танками «Абрамс». Если сло­мать культурный код покоренного народа, если пощекотать его там, куда он до сих пор по скром­ности залезть не додумался, то он — твой. Не те­лом твой, но больше, чем телом, - потрохами, мыслями, образом жизни. Человек, которого научили грешить «со вкусом», это — индеец, за нитку перламутровых бус продающий Манхэттен. Людям с практичным умом и дьяволом в сер­дце очень не хочется упускать возможности для подобных сделок.

Блуд, проникший в кровь, на правах хозяи­на овладевший разумом, неизбежно проявится в артефактах. Человек снаружи хочет видеть то, что у него внутри. Все, чем мы себя окружаем, есть манифестация нашего внутреннего содер­жания. Дохристианская культура различных на­родов открыто порнографична. Там дело каса­лось природы, а что природно, естественно, то и не зазорно. Я говорю это не о статуе Венеры Милосской, не о Лаокооне, не о тех «канонизи­рованных» образцах античности, которые у нас связаны в мозгу с понятием «античной культу­ры». Я говорю о тех статуях и рисунках, которые были рядом с Дискоболом, но не вошли в школь­ные учебники. Этих последних было больше. Еще больше этого добра было за пределами эл­линистического мира, и любой специалист по истории и культуре, скажем, Перу, подтвердит мои слова. Что говорить о тех, кто не знал пи­санного нравственного закона, если те, кто его знал, повторяли общечеловеческие грехи с ненасытимостью.

И взяла нарядные твои вещи из Моего золота и из Моего серебра, которые Я дал тебе, и сделала себе мужеские изображения и блудодействовала с ними (Иез. 16, 17). В данном случае «мужеские изображения» это и артефакт, и драгоценность, и идол, и (возможно) эротическая игрушка. И это было, говорит Господь (Иез. 16, 19). Это и сейчас есть, а не только было, — скажем мы, ос­мотревшись вокруг.

Вы садитесь в такси и видите фото известно­го боксера, приклеенное на приборной панели. «Водитель любит бокс», — думаете вы, хотя вы не Шерлок Холмс, и смело начинаете разговор о Косте Дзю или Джо Фрезере.

Вы садитесь в такси и видите прикреплен­ный к зеркалу заднего вида брелок с голой кра­савицей. Вы - не Шерлок Холмс, но понимаете, чем занято сердце водителя. Но вот незадача! На зеркале вы видите брелок с неодетой женщиной, а на торпеде - иконочку Богородицы! Здесь что думать?

Этот вариант - самый противный и самый распространенный. Это - Вавилон, то есть «сме­шение». Не смешение языков, людей, культур, но смешение понятий, превращающее жизнь в абсурд. Это — второе блюдо, сброшенное в та­релку с первым, на основании той мысли, что «внутри все перемешается».

«Перенести я притом не могу, что иной, высший даже сердцем человек и с умом высо­ким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеа­ла Мадонны, и горит от него сердце его и воис­тину, воистину горит, как и в юные беспороч­ные годы. Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил... Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В содоме ли красота? Верь, что в содоме-то она и сидит для огромного большинства людей, — знал ты эту тайну или нет? Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сер­дца людей». Последняя часть цитаты известна многим. Но важен весь монолог Дмитрия из «Братьев Карамазовых». Важен, потому что дает понятие о борьбе за целомудрие как о борьбе тяжелейшей, и, притом, борьбе с самим собой. Те, кто желает побед, доставшихся случайно и пришедших «сами собой», похожи на лжепро­роков, о которых сказано: