Свиток фараона - [7]

Посвятив этому делу уже уйму времени, я, к сожалению, не сдвинулся с места. Вскоре мне назначили встречу, и я впервые отложил это дело, хотя не мог избавиться от мыслей, связанных с моим расследованием.

Так прошел почти год, и вдруг я получил письмо от Кассара: Мусса умер, на этот раз всерьез — так он изволил выразиться, — и в его вещах обнаружилась необычная находка, которая меня заинтересует. Я немедленно выехал в Дюссельдорф. К моему удивлению, я обнаружил, что Кассар живет с вдовой Муссы в чудесном единодушии. А о делах не стоит и упоминать. Кассар протянул мне пачку коричневатых листов, исписанных арабскими буквами. Истрепанные и грязные, они представляли собой результат долгой и кропотливой работы. Все это было найдено в абонементном сейфе, который арендовал Мусса.

Я вопросительно взглянул на Кассара, но тот лишь ответил, что мне следует прочитать их и у меня отпадут всякие вопросы. При этом он многозначительно улыбнулся.

— Я не умею читать по-арабски, сначала мне нужно найти переводчика.

— Да, — ответил Кассар, — это было бы очень кстати.

— Ты знаешь, что написано на этих листках?

— Конечно, — ответил Кассар, — хотя не все. По крайней мере, я теперь знаю многое, и все эти истории, связанные с Муссой, не кажутся уже такими загадочными.

Конечно, я хотел узнать, что кроется в этих бумагах, и меня сжигало нетерпение. Но Кассар упрямо, просто посадистски отказывался объяснить мне хотя бы в общих чертах содержание этих документов. Он только сказал, что я могу оставить бумаги у себя и что я единственный на всем свете, кто способен осознать смысл всего, что там написано. Кассар не сомневался, что из этого может выйти отличная книга.

Он оказался прав. Я поручил Ширин, женщине-египтянке, проживавшей в Мюнхене, читать мне этот арабский текст по три часа ежедневно, без подготовки, просто читать то, что было написано на бумаге. Иногда я начинал так увлеченно слушать, что совершенно забывал делать свои заметки, и позже мне приходилось восстанавливать услышанное по памяти. Очень многое пришлось сформулировать заново, чтобы лучше понять, и все же я старался сохранить стиль человека, который писал дневник, — именно это представляли собой пожелтевшие листки. Остальное я дополнил, пользуясь независимыми источниками, которые открыл для себя в течение своей работы.

Это, собственно, история Омара Муссы, человека, который приблизился к непостижимому так, как еще ни один человек на земле.

Глава 1 «Мена Хаус» и «Винтер Пэлэс»

Каждому человеку будет сказано: «Читай с помощью Аллаха — даже если он не умел читать в земном мире — Книгу твоих деяний. Довольно с тебя, что душа твоя сегодня хранит счет всех твоих деяний!»

Коран, 17 сура, 14 аят

«Во имя Аллаха всемогущего» — так начинаются записки Омара Муссы. «Это слова престарелого злодея, которому осталось жить от нескольких недель до нескольких месяцев, совесть которого бессонными ночами мучит кишки. Это слова Омара Муссы, которые он до сих пор никому не говорил, с одной стороны, потому что это вовсе и не нужно. Аллах и так знает все тайны и сокровенные секреты. С другой стороны, потому что моим словам никто не поверит. Конечно, в своей жизни я взвалил на себя бремя греха, но так было назначено судьбой по воле Всевышнего, который, как он сам говорит, прощает все грехи, если не признавать никакого другого бога, кроме Аллаха. Но я этого никогда не делал. Также я никогда не нарушал постов в девятый месяц и молился в ночь ниспослания Корана на землю. Я совершил большое паломничество в Мекку, а ежедневные омовения и молитвы были для меня законом. А когда дела у меня шли хорошо, я без принуждения платил налог на содержание бедных. Вино, свинина, кровь и падаль вызывали у меня отвращение. У женщин, которых я встречал, никогда не было повода жаловаться, а те, которые вышли за меня замуж, наверняка переживут меня».

Омар Мусса, наверное, мог быть доволен своей судьбой, которая начиналась почти как судьба Моисея. Он мог заглянуть в сад вечности, который был вознаграждением святому и служил ему домом, если бы не то бремя, которое тяготило Муссу почти полстолетия, ведь ему довелось видеть вещи, недоступные другим людям. А его несчастная жизнь менялась день ото дня.

Чтобы понять, как все это происходило, нужно изложить всю его жизнь так, как он вспоминает о ней в своем дневнике. Его рождение было темным, как песчаная буря, он не знал ни отца, ни матери. Когда мальчику было несколько дней от роду, его положили в кожаный мешок, который просто привязали к ручке ворот караван-сарая, располагавшегося как раз напротив гостиницы «Мена Хаус». Старый Мусса, у которого было семь верблюдов и столько же детей, сжалившись, сказал:

— Одним ртом больше или меньше — не важно.

Он усыновил ребенка. Несколько раз в году на ручке, на которой нашли ребенка, появлялся мешочек с деньгами. О его происхождении никто ничего не мог сказать, но о его значении догадывался каждый.

Первые воспоминания появились у него, когда ему исполнилось три года. Его старый отец Мусса, худой, морщинистый мужчина с черной бородой и бровями над глубоко посаженными глазами, вложил ему в маленькие руки громадный набут, который ребенок едва мог удержать. Эта деревянная, обитая гвоздями дубинка символизировала мужскую силу. Самого выражения «мужская сила» маленький Омар тогда еще не понимал, зато весьма успешно обращался с этой дубинкой: копируя поведение взрослых, он со всей силы лупил ею по коленям верблюдов, чтобы высокие «корабли пустыни» согнули сначала передние, а потом задние ноги. И по сей день жив этот обычай: когда всаднику нужно влезть на спину верблюда, животное бьют по коленям.