Свитер - [11]

Когда Долорс еще не разучилась говорить, она назадавала Марти целую кучу вопросов об этих разговорах через Интернет. Марти, хоть и очень похож на Леонор внешностью, характером — полная противоположность матери. Его друг Дани, который вот уже несколько месяцев ходит к ним в гости, заметно старше ее внука, он пианист и композитор, если, конечно, она все правильно поняла, когда их знакомили. Они впервые встретились на каких-то компьютерных курсах, посвященных музыке, где собрались, понятное дело, музыканты и компьютерщики. И там поняли, что вдвоем могут делать много чего интересного, поэтому Дани и приходит к ним не реже двух раз в неделю. Когда они работают, мир перестает для них существовать, и Долорс тоже, — так оба увлечены. Мальчики обмениваются идеями, потом набирают что-то на клавиатуре, спорят, напевают отрывки мелодий, снова что-то обсуждают и опять стучат по клавишам.

Как все меняется, Пресвятая Богородица. Какие же смешные бедра у Сандры и какие мелкие шажки! Во времена молодости Долорс иметь хорошие бедра значило все. Иметь и уметь ими двигать, естественно, и в этом она знала толк, но так и не смогла продемонстрировать свое мастерство перед Антони, потому что они встречались только в библиотеке. Для нее это стало невыносимо, поскольку с того памятного разговора, когда Долорс поняла, что влюбилась, она потеряла способность сосредоточить мысли на любом философе, кроме Антони, на любом писателе, кроме того, кого ощущала всей кожей, каждой клеткой тела, впитывающей его магические флюиды. С раскрасневшимися лицами они все говорили и говорили — о Беркли, святом Августине, Викторе Гюго и Сервантесе, но этого им уже не хватало, и наконец в их отношениях наступил момент, когда стало ясно — либо нужно двигаться дальше, либо ставить точку. Навсегда. Вместе с тем они понимали, что просто прогуливаться по улицам, как друзья или обычные парочки, им нельзя — отец Долорс немедленно постарается пресечь их общение. Он вовсе не был плохим отцом, напротив, он хотел добра своей дочери, а потому во что бы то ни стало постарался бы разлучить ее с Антони и подобрать ей подходящего претендента из своего круга. Примерно то же самое, что с куклой Барби: на людях все должно быть прилично, и, само собой разумеется, никаких отношений с рабочим классом. Да, папа приставал к служанкам, но — дома, укрывшись за его стенами от чужих глаз. К тому же он мужчина, говорила Долорс. Рабочие не такие, как мы, они не похожи на нас, они озабочены другими вещами и не привыкли думать.

Антони привык думать. Сеньорета Долорс, я подумал вот что… Его голос обволакивал, и девушке стоило большого труда очнуться от наваждения и произнести: что же именно, сеньор Антони, не поделитесь ли со мной, уверена, мне понравится ваша идея. Молодой человек судорожно сглотнул и решился: я подумал, что как-нибудь мог бы показать вам кое-какие книги у себя дома, если, конечно, вам это интересно. В конце фразы его голос сорвался почти на фальцет. Долорс улыбнулась: конечно, мне интересно. Она прекрасно знала, что только что ответила «да» на признание в любви.

Что-то больно маленький свитер получается. Только-только начала вязать, а скоро закончит. И ниток идет совсем мало. Долорс приложила к себе готовый кусок вязания. Если бы она вязала себе, пришлось бы делать в два раза шире. А вот Леонор свято уверена, что у ее дочери всего-навсего тонкая кость, и с этого ее не сдвинешь. Она убеждена, что у девочки все нормально только потому, что Сандра съедает тарелку макарон в субботу и тарелку риса — в воскресенье. А с понедельника по пятницу? С понедельника по пятницу Леонор понятия не имеет, чем питается дочь, потому что ее, Леонор, не бывает дома. Сейчас Сандра живет словно на облаке, так увлечена своим Жауме, видно, что девочка влюбилась и перед ней открылись двери рая со всеми его удовольствиями. Так всегда происходит в юности: разум, сердце и тело, чувства, ощущения, мысли — все это у молодых вперемешку. Естественно, Леонор и Жофре ничего не замечают: Леонор — потому что сама витает мыслями неизвестно где, Жофре — потому что видит одного себя.

— Смотри, можно еще вот так сделать…

— Действительно. Здорово.

— Тебе не мешает этот кот на экране?

— Нет. Не убирай его, он очень нравится моей бабушке.

Услышав это, Долорс растрогалась. Беседа Марти с приятелем, усеянная всякими техническими терминами, закончилась, кажется, на сегодня все, и теперь внук вспомнил про нее. У старухи увлажнились глаза: одно дело, когда о тебе заботятся, поскольку ты беспомощна и тебя нужно обихаживать, что тоже немало, и совсем другое, когда в отношениях проскальзывают такие вот детали: не трогать кота, с которым она время от времени играет, когда разрешает Марти и когда компьютер свободен. Марти — тонкая и чувствительная натура, просто золото, а не внук.

— Слушай, это потрясающе! Спасибо тебе!

Дани благодарит Марти каким-то необычным тоном. Он прелесть, этот Дани. Наступила тишина, и Долорс догадалась, что за компьютером происходит нечто такое, чего она не видит. Не слышно ни щелчков по клавиатуре, ни разговора, едва различимы только неясные тихие звуки, происхождение которых остается для старухи загадкой — до тех пор, пока среди них не появляется один, слишком хорошо знакомый. Долорс остолбенела, и крючок замер у нее в пальцах. Господь всемогущий, не может быть! Звук повторился — такой же негромкий. Да, там творится именно то, о чем она подумала, в этом нет никакого сомнения. Это звук поцелуя — долгого, затяжного. Потом — снова голос Дани, а вслед за ним — Марти.