Свирепые калеки - [26]
Бобби, некогда восприявший мудрость агента более старшего, с первого же взгляда распознал в Свиттерсе ангела. Не всякий ангел проявлял склонность к медитации. Некоторые даже чуждались наркотиков. Объединяли их всех два общих качества – циничное недоверие к политико-экономическим системам и презрение к тому, что выдавалось за «патриотизм» в глазах одурманенных масс. Их благословенный дар и их проклятие состояли в том, что они действительно верили в свободу, хотя Свиттерс и Скверный Бобби, было дело, размышляли о том, что сама эта вера, возможно, тоже своего рода оковы.
К слову сказать, а не отдавало ли противопоставление ковбоев и ангелов вопиющей элитарностью? Возможно. Однако Свиттерса это не беспокоило. В юности он усвоил от Маэстры Не-Зови-Меня-Бабулей одну простую истину: как только слово «элитарность» в устах американцев стало ругательным, возможность развития высокой культуры в этой стране была удавлена в колыбели. Маэстра процитировала Томаса Джефферсона:[44] «Есть ложная аристократия, основанная на происхождении, собственности и унаследованном богатстве. Но есть также и аристократия истинная, основанная на интеллекте, таланте и добродетели». Свиттерс в ту пору не преминул отметить: дескать, в любом случае выходит, что аристократия – это вопрос везения. «Добродетель в поганую лотерею не выиграешь», – ядовито ответствовала Маэстра. А годы спустя Бобби сказал ему так: «То, что лентяи называют «везением», «старики» определяют как карму». Ну что ж, если цэрэушные ангелы – это истинная элита среди элиты ложной, тем лучше: принято считать, что истинное всегда предпочтительнее фальшивки. На самом деле Свиттерсу было все равно. Имело значение лишь то, что избранная профессия с ее опасной неоднозначностью пьянила его, словно амброзия. Принадлежность к ангелам стала для него чем-то вроде сиропа «вау!». Так в башку и шибало.
В общем, в тот день, проведенный на прыткой южноамериканской речке, Свиттерс разделся до трусов. Это были обычные мужские трусы на резинке, и, если не считать нарисованных мультяшных бурундучков, они практически не отличались от тех, в которых щеголяли Инти и его ребята. Свиттерс уселся, скрестив ноги, положил руки на голени ладонями вверх. Маэстра (для него – непререкаемый авторитет на протяжении всей жизни) не знала даже азов медитации, в то время как старина Кейс-с-Неприятностями, вдохновитель и наставник, непременно отчитал бы его за посадку столь прагматичную, столь целенаправленную: нельзя же использовать Дзадзен[45] как своего рода суррогат бутерброда с тунцом!
«Адское пламя! – фыркнул бы Бобби. – Да это хуже, чем пить отменное виски в медицинских целях – или еще какая-нибудь сраная хрень в том же духе». Но Свиттерсу было все равно. Он выпрямил спину, сел так, чтобы нос и пупок находились на одной линии, опустил взгляд и выровнял дыхание, выжидать не стал – в конце концов, это же только проба, – а сразу взялся за отсыревшие и грязные складки картона, что должны были послужить ему дзабутоном[46] в пробной поездке, так сказать. И все перещелкнулось – вот только щелчка не было слышно. Он был готов. Когда угаснет последнее эхо завтрака и гастрокамерный оркестр заиграет увертюру к ленчу, он погрузится в аморфный поток забвения.
Чего Свиттерс не ждал, так это демонов.
Демоны явились в обличье мошки. Такие, строго говоря, зовутся кровососущими двукрылыми. Simulium vittatum. Мелкое Вельзевулово отродье. Должно быть, ночью вылупился новый выводок крохотных вампирчиков, потому что нежданно-негаданно налетел целый рой – плотный, как толпа покупателей, голодный, как студенты в кампусе, упорный, как коммивояжеры. Свиттерс яростно зашлепал по себе ладонями, но враги брали численностью. Скольких бы он ни прихлопнул, неизменно накатывала новая волна – пронзая его плоть и выкачивая плазму.
Один из индейцев вручил ему толстый желтый корень – натереться по всему телу. В сочетании с испариной образовалась густая паста, благодаря которой болезненные уколы и осушение вен заметно сократились, однако тучи черного гнуса по-прежнему реяли вокруг его головы, и каждые пять секунд или около того какой-нибудь отдельно взятый демон-камикадзе покидал ряды собратьев и влетал ему в рот, в глаз или в одну из ноздрей.
Атака продолжалась несколько часов. О медитации не было и речи. Концентрация, диаметральная противоположность таковой, тоже немало пострадала.
Примерно в то же время, когда случилось нашествие мошки, река сузилась. Возможно, эти два события как-то соотносились между собой. До сих пор Укаяли была так широка, что Свиттерсу казалось, будто они на озере или в спокойном и гладком заливе цвета бронзы. А теперь он мог добросить банан с середины реки до любого из берегов. Точнее, мог бы, будь он в хорошей форме. Ему едва исполнилось тридцать шесть, а бицепсы уже теряли былое великолепие. Он несколько раз пытался пристыдить себя и заставить взять абонемент в тренажерный зал, но, под каким соусом это дело ни подай, тренировки – тоже техническое обслуживание, а техническое обслуживание – такое занудство!
Официально признанный «национальным достоянием американской контркультуры» Том Роббинс «возвращается к своим корням» – и создает новый шедевр в жанре иронической фантасмагории!Неудачливая бизнес-леди – и финансовый гений, ушедший в высокую мистику теософического толка…Обезьяна, обладающая высоким интеллектом и странным характером, – и похищение шедевра живописи…Жизнь, зародившаяся на Земле благодаря инопланетянам-негуманоидам, – и мечта о «земном рае» Тимбукту…Дальнейшее описать словами невозможно!
Арабско-еврейский ресторанчик, открытый прямо напротив штаб-квартиры ООН…Звучит как начало анекдота…В действительности этот ресторанчик – ось, вокруг которой вращается действие одного из сложнейших и забавнейших романов Тома Роббинса.Здесь консервная банка философствует, а серебряная ложечка мистифицирует…Здесь молодая художница и ее муж путешествуют по бескрайней американской провинции на гигантской хромированной… индейке!Здесь людские представления о мироустройстве исчезают одно за другим – как покрывала Саломеи.И это – лишь маленькая часть роскошного романа, за который критика назвала Тома Роббинса – ни больше ни меньше – национальным достоянием американской контркультуры!
Книга знаковая для творческой биографии Тома Роббинса – писателя, официально признанного «национальным достоянием американской контркультуры».Ироническая притча?Причудливая фантасмагория?Просто умная и оригинальная «сказка для взрослых», наполненная невероятным количеством отсылок к литературным, музыкальным и кинематографическим шедеврам «бурных шестидесятых»?Почему этот роман сравнивали с произведениями Воннегута и Бротигана и одновременно с «Чужим в чужой стране» Хайнлайна?Просто объяснить это невозможно…
Официально признанный «национальным достоянием американской контркультуры» Том Роббинс потрясает читателей и критиков снова.…Азия, «Земля обетованная» современных продвинутых интеллектуалов, превращается под пером Роббинса в калейдоскопический, сюрреальный коктейль иронически осмысленных штампов, гениальных «анимешных» и «манговых» отсылок и острого, насмешливого сюжета.Это – фантасмагория, невозможная для четкого сюжетного описания.Достаточно сказать только одно: не последнюю роль в ней играет один из обаятельнейших монстров японской культуры – тануки!!!
Принцесса в изгнании – и анархист-идеалист, постоянно запутывающийся в теории и практике современного террора… Съезд уфологов, на котором творится много любопытного… Тайна египетских пирамид – и война не на жизнь, а на смерть с пишущей машинкой! Динамит, гитара и текила…И – МНОГОЕ (всего не перечислить) ДРУГОЕ!..
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.