Свирель Марсиаса - [16]
— Нет профессии лучше, чем пекаря, — говорил Раку. — По крайней мере, не будешь сидеть без хлеба. Хотя не скажи… Я знал одного ученика пекаря — так тот говорил, что целый год мечтал съесть булочку, просто жизнь готов был отдать за одну булочку, а хозяин, такой бессердечный, ему не давал. Но по мне, так он просто дурак, этот парень!
Мы построили печку и пекли настоящий хлеб. Муку из дома приносил я и вместе с другим товарищем, Реме, месил тесто. Хлеб пек Раку, который считался у нас мастером. Противнями служило несколько жестяных крышек от коробок из-под гуталина.
Бо́льшую часть хлеба Раку съедал сам. И очень хорошо — ведь дома же он не мог вдоволь поесть хлеба.
Но все-таки эта игра дорого нам обошлась.
Однажды мы все трое забыли тетради и книги на печке и, пока пекся хлеб, полезли на тутовое дерево. Оно росло на бахче Реме, и ягоды только-только начали на нем созревать. В это время печка осела, хлеб обуглился, а вместе с ним наши тетради и книги.
Впервые я увидел, что глаза Раку наполнились слезами. Раньше он никогда не плакал. Пропали труды целого года! Пропали кроны, которые он получил бы осенью за тетради. А учебный год уже кончался, оставалось всего две недели до экзаменов.
Страшно подумать, какую взбучку даст нам завтра в школе учитель Данили! Тем более что он несколько раз предупреждал нас: бросьте эту игру, вы только даром теряете время. Его дом стоял против дома Реме, и он все видел.
На следующий день от нас остались одни тени — так он выбранил нас. Но бить не бил, хоть руки у него были подлиннее и потяжелее, чем у других учителей. Может, благодаря этим рукам его назначили директором школы?
Он был низкорослый, очень смуглый, совершенно седой, с волосами, остриженными так коротко, что казалось, будто он вымазал голову белой краской.
Его маленькие блестящие глаза словно обжигали своим взглядом, когда он сердился.
И на другой день учитель Данили обжигал нас своим взглядом, но бить опять не бил.
Говоря правду, учитель очень любил Раку, и хотя он и сбавил нам балл по поведению, но дал на дом свои собственные записи, и мы сдали годовые экзамены.
Раку рассказывал мне позже, что в ту осень Данили дал ему даже десять крон.
Раку добился своего: он окончил среднюю школу и стал учителем. Потом женился, обзавелся семьей, детьми. И ему начало понемножку улыбаться счастье, как он говорил. Но наступили еще более тяжелые времена. Албанию оккупировали итальянские фашисты, вскоре разразилась война, пришли нацисты. Раку схватили и отправили в Германию, в лагерь смерти. Оттуда он уже не вернулся.
Дети его выросли сиротами.
Народная власть воспитала их.
СКВОРЦЫ
Скворцы — прекрасные птицы, гораздо больше ласточек и чуть побольше воробьев.
Их перья отливают всеми цветами радуги, хотя, на первый взгляд, они совершенно зеленые. Кажется, что оперение этих птиц, окрашенное в густой зеленый цвет с необычайным богатством оттенков и переливов, состоит из миллионов разноцветных блестящих бисеринок.
А вот петь скворцы не умеют. Они испускают что-то вроде крика. И так как обычно они живут большими стаями, то устраивают иногда такой гам, какой в состоянии устроить только буревестники на берегу озера или моря. Но скворцы не водяные птицы, как буревестники. Они питаются не рыбой, а мухами, червяками, защищая тем самым растения от насекомых-вредителей. Поедая пчел, скворцы приносят этим вред.
Когда наступала весна, ребята в нашем квартале не давали им покоя.
Скворцы делают гнезда в земле. Они выкапывают длинную яму, конец ее расширяют — получается что-то вроде комнаты, кладут там яйца и выводят птенцов. Нередко эта яма представляет собой настоящую подземную галерею, с несколькими выходами, как шахта.
Обнаружить их гнездо было совсем нетрудно. Достаточно найти на берегу какой-нибудь поток или канавку и прислушаться. Скворцы ходили вокруг, останавливались около входа в гнездо, внимательно осматривали его со всех сторон и если ничего не замечали, то забирались внутрь. Иногда их чириканье там, внутри, превращалось в настоящий концерт, который был слышен наверху.
Вообще поймать скворца тоже нетрудно. На то существовало у нас два способа.
Интересней был такой: к яме, где находилось гнездо, приставляли зеркало. Скворцы, увидев себя в зеркале, подозревая, что какой-нибудь чужой скворец пытается занять их гнездо, со злобой бросались на него. Но лишь только кто-нибудь из них высовывал наружу голову — хвать! Он попадал к нам в руки и напрасно пугал нас тогда своим сильным клювом.
Другой способ заключался в том, что яму с гнездом закрывали, а птиц доставали сверху мотыгой или каким-нибудь другим инструментом. Но так можно было убить их понапрасну, засыпав нечаянно землей.
Что мы делали с теми птицами, которых ловили? Играли ими, и они погибали в наших руках. Скворцов даже не едят. Мы просто получали удовольствие от их ловли, хотя занятие это было небезопасно. Не только потому, что мы пропускали уроки в школе и нам за это попадало, но, мне помнится, один раз из какой-то ямы, куда мы засунули зеркало, вместо скворца вылезла большая змея, ужасно нас напугавшая.
