Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89» - [53]

Дежурный повернулся ко мне.

– В вытрезвитель поедешь, корреспондент?

– Да я уже трезвый.

– Как твоя фамилия, ты сказал?

– Кириллов.

– А газета твоя?

– “Комсомолка”

– Витек, – повернулся дежурный к молодому менту на подоконнике. – Пойди на второй этаж в красный уголок, поищи там “Комсомолку”. Пару номеров найди.

Витек соскользнул с подоконника и вразвалочку вышел из комнаты. Дежурный повернулся к молодой паре.

– Ну, что делать будем, ребятки?

– Вы нас спрашиваете, что делать?! – возмутилась девушка. – Вам же сказали – протокол составляйте!

– Я-то понимаю, что протокол. Я спрашиваю, что писать в нем?

– Как что? – наконец подал голос пострадавший. – Мы сидели в кафе. Никого не трогали. Подошли эти двое. Сбросили со стола мою чашку. Напали.

– Так что мне теперь из-за чашки их за решетку отправлять? – почти отечески сказал дежурный.

– Начальник, я сказал курево!

– Эй вы, лохи, дайте человеку курево!

– Нет, их, конечно, не надо отправлять за решетку. Они же только чашку со стола сбросили! – ядовито сказала девушка. – Отправите, когда они кого-то зарежут!

– Ну, прямо-таки зарежут, – усомнился дежурный.

– Вы посмотрите на них, вы же для них не власть! Вы только послушайте, как они вас называют? У вас вообще профессиональная гордость есть?

– Наша гордость сейчас не главное. У вас свидетели нападения есть?

– Там люди сидят еще наверное, – неуверенно сказал пострадавший. – Пошлите кого-то. У вас что, каких-то сыщиков нет? Следователей каких-то.

Произнося слово “сыщик” парень, кажется, ощутил несоответствие произнесенного слова с реальностью этого участка. Вообще реальной жизни. И стух еще больше.

– Ну, да, – заметил дежурный. – Следователей по разбитым чашкам и носам. Есть один, но он сейчас в отпуске. В Крым поехал с семьей.

– Так вы хотите это просто так оставить?

– А вы хотите передать дело в суд?

– Но как-то наказывать вы их собираетесь?

– Непременно.

– Вот и напишите – хулиганское нападение, и пусть они отвечают за него.

В комнате появился молодой мент с ворохом газет, которые он положил на стол перед дежурным. Тот взял одну и развернул.

– Это же “Знамя коммунизма”, а я тебя просил “Комсомолку”.

– А я знаю, какая там “Комсомолка”? – пожав плечами, тот снова устроился на подоконнике. – Я все взял, чтоб без ошибки.

– А вы говорите, следователя вам дать, – негромко сказал дежурный. – Вот они, наши следователи.

Перебрав несколько свернутых газет, он, наконец, извлек из пачки “Комсомолку”.

– Так, ищем Кириллова. На первой нет. На второй, – он захрустел страницами, разворачивая их, – тоже нет.

Я помнил этот номер с большим фото входящего в порт парусного брига “Товарищ”.

– Посмотрите на четвертой странице, материал называется “Вино с 10-й станции”.

– Хм, действительно. Так это вы прямо с репортажа в парк зашли передохнуть?

В конце туннеля возник свет.

– Как, на всякий случай, зовут вашего героя?

– Григорий Христофорович.

Дежурный проверил.

– Действительно, старый винодел Григорий Христофорович... Ладно, поверим товарищу корреспонденту.

Он сложил газету и бросил ее на стол.

– А вы в газете работаете? – Вдруг обратилась ко мне девушка. – Неплохо было бы осветить, что у них тут происходит. Как они тут развлекаются, при этом не могут написать обычный рапорт.

– Я вас о чем-то спрашивал, уважаемая? Посидите две минуты тихо.

– Мне нечего стесняться, я преступлений не совершала! Я просто обращаю внимание представителя прессы на то, что у вас тут происходит!

– Спасибо за помощь, гражданка, но пока не надо. Значит так, – дежурный повернулся ко мне. – Вот тебе карандашик и бумажка. Пишешь фамилию, имя, отчество. Дату рождения. Место работы и должность. Домашний адрес. Понял? Оставляешь здесь и тихо идешь домой. Не шатаясь и не привлекая к себе лишнего внимания, понятно?

Я подвинул к себе лист бумаги и написал документ, который менты могли теперь считать своим страховым полисом. Самочувствие у меня в этот момент было приблизительно такое же, как у сидевшего по другую сторону стола парня с разбитым носом. Что я мог написать обо всем этом как представитель прессы? Ничего. Но одно дело, когда не мог, а другое, когда еще и сказали “не моги” до того, как я даже осознал, что об этом можно было бы написать.

Я подвинул лист дежурному и, не глядя ни на кого, пошел к выходу. Ощущение у меня было такое, словно рубашка у меня на спине сейчас вспыхнет от взгляда девушки.

Глава 21

Я, конечно, мог пойти к врачу и продлить больничный, но подумал, что начальство расценит это как демонстративное дезертирство. В понедельник я вышел на работу. На летучке зава спортивного отдела Алика Охотникова хвалили за футбольную статью о нашем “Черноморце”. Команда в очередной раз продула, но проявила то мужество и стойкость, которые обещали Алику квартальную премию. Плинтус стучал карандашом по зубам, деля на ритмичные порции струившийся из его души поток зависти. Алик улыбался в пышные усы и изредка бросал из-под таких же пышных, как усы, бровей, огненные взоры на Лену и Наташу. Они были лучшими двумя третями женской половины редакции. Потом Юрий Иванович завел свою старую песню о повысившемся значении живого очерка о современнике, как способе приближения газеты к читателю. Мои сожительницы, обычно сигналившие глазами, как близко к сердцу они принимают директивы начальства, на этот раз избегали смотреть на меня. Как будто знали о чем-то, что сулило мне неприятности. Когда мы зашли в кабинет, Лена, тут же разложив перед собой блокноты, взяла карандаш и увязла в бесконечном телефонном разговоре. Наташа взяла со своего стола свежий номер газеты и, положив передо мной, вернулась на место.