Свифт - [26]

Это — высший свет. До чего Свифт ненавидит его!

Для них, людей «высшего света» все — во внешности. Только во внешности. Они одевают природу так же, как себя.

Что для них земля? Прекрасный модный пиджак с зелеными обшлагами. Море? Не что иное, как жилет из жидкой тафты.

Верхушки деревьев украшены, по их мнению, изящными париками.

Человек является для них истинным микрокосмом. Он микронаряд или еще вернее — полный костюм с всеми принадлежностями.

И Свифт уверяет, что душевные качества этих людей при ближайшем рассмотрении оказываются ничем иным, как разными частями одежды — разного качества, достоинства и назначения.

«Что такое религия, как не плащ? Что такое честность, как не пара ботинок, которые быстро изнашиваются, если в них ходят по грязи? Что такое себялюбие, как не сюртук; тщеславие, — как не рубашка; совесть, — как не подштанники, которые хотя и прикрывают срамоту и нечистоту, но всегда могут быть сняты, когда представится необходимость совершить срамное или нечистое отправление».

И Свифт развивает эту тему, переводя ее на социальные формы.

Всюду — форма, одежда, нечто такое, что прикрывает, что скрывает подлинную сущность. Люди — это только костюмы.

«Куда мы не взглянем, только и видим их. Они гуляют по улицам, заседают в парламенте, посещают театры, кофейни и публичные дома».

Для Свифта эти костюмы превращаются в самодовлеющих особых животных, которые получают различные наименования.

Так, например, красное платье с золотою цепью в сопровождении белой палки и высокой лошади называется «его превосходительством лорд-мером». Если сверх того оно будет украшено сверху горностаевым мехом, то это «господин судья». Смесь батиста и черного атласа титулуется «епископом».

Круша религиозные системы, Свифт не упускает случая, чтобы не издеваться над лицемерием, обрядностью, презренным и лживым маскарадом, прикрывающим какую-то неведомую ему, но смутно ощущаемую естественную правду.

Истинное занятие Свифта это — срывание внешних и внутренних. масок. Он так и делит одежду на внешнюю — для тела, и внутреннюю — для души. Все заменяется одеждой и ее деталями.

Остроумие — вышивкой.

Но. он не ограничивается, конечно, осмеянием убожества» пытающего рядиться в пышные одежды.

Говоря о бахроме, Свифт имеет в виду роскошь церковных облачений и самые церемонии богослужения.

Говоря о вышивании на платье индийских фигурок, изображавших мужчин, женщин и детей, он имеет в виду иконы, которые признает католицизм.

Это одна из главных причин неугасимой ярости Свифта.

Обман.

Фальшь.

Лицемерие.

Замена живого дела мертвой обрядностью. Клоунада — далеко не невинного типа. Клоунада, имеющая целью выдать то, что не ценно-за ценности, то, что неумно — за ум, подлость за честность, зло за добродетель.

Ошеломляющий поток свифтовской ругани устремляется все же по определенным адресам.

Один из наиболее устойчивых адресов это — социальное лицемерие и социальная фальшь.

Если он обрушивается на многое другое, то это потому, что оно сознательно или бессознательно служит этой фальши, этому всеобщему обману.

4

Сатира Свифта действенна потому, что ни в какой мере не является литературным методом, комплексом приемов и подходов к явлениям жизни.

Его сатира непосредственно вытекает из его мировоззрения, из личной идейной горячей заинтересованности, из жгучего желания разобраться в мире.

В его озлоблении, в его ненависти, в его неустанных издевательствах есть животворящее начало. Ведь при таком напоре, при таком размахе осуждения и отрицания, в конце концов, должно было бы наступить равнодушие. По крайней мере, взрывы ненависти и гнева должны были бы чередоваться с периодами упадка, молчаливого презрения и т. д. Он упоминает о сплине. Но характерен ли сплин для Свифта?

Ни в малейшей степени.

Наоборот, у него исключительный, невероятный, высоковыдающийся интерес к жизни. У него неодолимая жажда борьбы.

И сатира его чрезвычайно активна. Она резко своеобразна именно вследствие своей активности.

Свифт не ограничивается тем, что преувеличивает отрицательные стороны своих персонажей. Он не берет одну смешную черту, как другие сатирики, чтобы возвести ее на степень обобщения. Не приходится говорить о «типах Свифта», как можно говорить о типах Рабле, Гоголя и т. д.

У Свифта — совершенно иной метод. Свифт не пользуется обычным классическим методом всякого сатирика — преувеличивать отрицательные черты и типизировать их.

Свифт с особой исключительной зоркостью, с какой люди рассматривают враждебное явление, прежде, чем напасть на него, изучает. книги, слова, лица, ощущения, навыки, мысли — явные и скрытые, — изучает с поразительной точностью — и сразу же бьет в лоб прямым страшным ударам — с непосредственной целью полного уничтожения, полного умерщвления.

Он не преувеличивает, не играет, не выдумывает, не развлекает. Он только характеризует. Он определяет. Он вскрывает сущность явлений прямым их разоблачением.

Если он делает это очень часто излюбленным своим приемом пародии на великосветскую придворную лесть, то это только потому, что эта форма издевательства по ясности своей не уступает самой простой и непосредственно адресованной ругани.