Свидетельство - [172]

Штерн ничего не ответил, вымеряя стену столовой и на глаз и рукой.

— Ничего не выходит! Придется один столик выбросить, — вздохнув, себе под нос пробормотал он. — Даже если и сдвинем потеснее остальные, все равно еще нужно самое меньшее два метра. В буфете и так стоять негде, а надо бы еще и столики там поставить… Бедняги советские воины и без того усталые… — И, только теперь удостоив Мура вниманием, Штерн ответил: — В нашем деле это не принято. Начинающий какой-нибудь, тот может. Или ежели кто обанкротился! Тому, конечно, лучше сменить. А «Штерн» — это фирма! Фамилия, в деловых кругах широко известная. Кем же мне прикажете объявиться: Шомошем, Шомоши или Шалго? Так ведь их теперь как нерезаных собак? Кинь камнем в собаку, угодишь в какого-нибудь Шомоша. А Штерн — тут всякий знает, с кем имеет дело. По всей Венгрии знают. Случись мне однажды бросить «дело», за одно имя фирменное отсчитают мне пятьдесят тысяч чистоганом. В старых пенгё!.. Да, так вот я и говорю: придется перегородку метра на два еще подвинуть…

В маленьком треугольном помещении буфета подле стойки толпилось действительно много народу. Советские солдаты и венгры, вперемежку расположившись вдоль стен и даже в углу за прилавком, стояли, пили, разговаривали. Среди посетителей толкались и Месарош с Янчи. Оба поглядывали на Манци и предвкушали выпивку.

— Жена моя настаивает, чтобы новая наша фамилия на «М» начиналась, — продолжал свое Мур. — Знаете, метки на белье и прочее! А я, со своей стороны, обязательно хочу, чтобы буква «h» в фамилии была. Мур ведь через «h» пишется.

— Олух, — пробормотал Шани Месарош, — вот самая подходящая для тебя фамилия, и буква «х» есть!

Он сказал это вполголоса, но представитель общественного снабжения все же расслышал. По лицу его пробежала гримаса бессильного гнева — он счел за благоразумное промолчать.

— Я выбрал себе фамилию Марот с «h» на конце, — сказал Мур. — Уже и заявление подал. В министерстве сказали, что через несколько дней все устроят. И «м» есть и «h» в конце…

— Ну, ребята, давайте, — кивнул Штерн рабочим. — На два метра. Где карандашом отметил!

Столики народной столовой в один миг были составлены друг на друга. Заскрипели по грязному полу неуклюжие их ножки, взвизгнули доски, хрустнула бумага, вставленная вместо стекол.

— Три стола составьте вместе. Придвиньте их со стульями вплотную к стене.

Манци показывала из-за стойки быстро пустевшую бутыль. Штерн нехотя пошел в контору, служившую одновременно и складом. Мур — или теперь уже наполовину Марот — подошел к двум дружкам, подогреваемый жаждой мести.

— Ловкий, толковый малый мне требуется, — демонстративно обратился он к Янчи Кишу. — Контролером в систему общественного снабжения. Уже восемь магазинов открыли. Товарами по карточкам будем торговать. Надо только контролировать, чтобы по спекулятивным ценам не продавали. И так много воровства развелось. Может, слышали, какой скандал был в столовой городского управления?

Но Шани Месарош, словно предложение было сделано ему, а не Кишу, отмахнулся:

— Некогда нам сейчас, перед Первым мая: мы сейчас партийные задания выполняем.

Дел в канун майского праздника было у друзей действительно много: сколачивали щиты для плакатов, обтягивали их бумагой, кумачом, вырезали буквы из картона. Каждый день в помещении партийного комитета и просто на лестнице, в парадном, стучали молотками, шили и клеили человек по тридцать — не только коммунистов, но и беспартийных: те, кто, получив отказ у коммунистов, тем не менее не хотел идти в другую партию и надеялся рано или поздно стать все же коммунистом.

Однако Янчи даже побагровел от непривычной для него чести: во все времена все деловые переговоры — когда кому-либо нужно было что-то перевезти, доставить — велись только с Месарошем. Никому и в голову не пришло бы обратиться для переговоров именно к Янчи. Да еще в присутствии Шани! Было отчего покраснеть и даже вспотеть. Он никак не мог сообразить от неожиданности, что и ответить. Да и отвечал-то он не Муру вовсе, а все тому же Месарошу.

— Можно и работать и партии помогать!

На выручку ему пришел сам же Мур:

— Каждый обязан в первую очередь честно трудиться на производстве. И заниматься партийной работой!

— Точно, — зло подхватил Янчи. — А с одной партработы сыт не будешь.

— И об этом нужно думать. Да и о своем будущем. Не такие нынче времена, чтобы всю жизнь в грузчиках протрубить, — продолжал разжигать Киша Мур. — А вообще… я и сам участвую в партийной работе. И тоже готовлюсь к Первому мая. Но это не мешает мне и служебный свой долг выполнять. Контролер же общественного снабжения, — пояснил он Яношу Кишу, — это государственный служащий на постоянном окладе. Среднего образования мы не требуем, лишь бы писать умел разборчиво и считать, а самое главное — была бы голова на плечах да острый глаз, чтобы махинации всякие мог подметить! А еще важнее, — поднял он вверх палец, — безупречный характер! Безупречный!

Янчи взволнованно глотнул воздуху, затоптался на месте, а Шани в одиночку принялся носить стулья, с грохотом сдвигать столы, двумя огромными скобами укреплять перегородку на новом месте. Мстительный удар Мура-Марота угодил ему в самое сердце: какой-то жалкий воришка, которого едва вырвали у него из рук!.. Уж он ему показал… Ярость не позволила Месарошу обдумать свои слова, и в запальчивости он, конечно, наговорил лишнего: