Свидетельство - [170]

Уже давно закончил читать стихи артист и, небрежно наклонив голову, медленными шагами пошел к выходу, а тишина все плыла и плыла, нескончаемая, напряженная. И вдруг грянула овация. Она гремела, а Капи нетерпеливо вертел своей узкой, элегантной головой, отыскивая глазами Сечи, Саларди, в его взгляде светился триумф, словно это не актер, а он сам только что декламировал стихи.

Ласло еще ни разу за всю свою жизнь не выступал перед такой большой аудиторией. Объяснять урок в школе или пройти по квартирам дома, созвать жильцов и рассказать им о своем предложении — это же совсем другое дело.

Произнести речь перед собравшимися на концерт Ласло взялся буквально в последнюю минуту, когда стало ясно, что ни Поллак, ни Сечи не хотят выступать с докладом. Собственно говоря, докладчиком был намечен Озди. Но Озди вдруг срочно понадобилось уехать из города. Попросили Альбина Шольца. Тот, закатив глаза, взмолился: «Братцы, меня же высмеют. Я же шваб и по-венгерски говорю, как шваб… Я только рот открою, чтобы все поняли, что я — шваб! Мне только в швабском городке Будакеси выступать».

Так пришлось делать доклад Ласло Саларди. И ни минуты времени, чтобы подготовиться!

Он подробно рассказал о планах — о планах Национального комитета, о стоящих перед всеми задачах, о патриотизме, который впервые требует, нуждается в творческой деятельности всех граждан.

Он говорил просто, взволнованно и только тогда вспомнил, что «выступает с докладом», когда после заключительных его слов грянула неожиданная овация. Рукоплескали долго и, как чувствовал и сам Ласло, от всего сердца. Кто-то, обняв его в темноте, сказал:

— Лаци, какой же вы молодец! — Ласло узнал голос Клары Сэреми. — Вот уж никогда не подумала бы! Мой Анди тоже отличный оратор. Удивляюсь, почему только вы ему не предложили сделать доклад. Но он — другой жанр! Но вы, Лаци, молодчина, ей-богу, никогда и не подумала бы! Так завладеть аудиторией… Вы — говорун. Знаете, что такое «говорун»? Вы никогда не пробовали своих сил в комическом жанре? Вы не сердитесь, я не подаю вам руки, у меня перед выступлением всегда ужасно потеют ладони… — Эту фразу она шепнула ему, заговорщицки хихикнув, словно поверяя коллеге свою профессиональную тайну, и добавила: — А вы знаете, что на сцене вы отлично выглядите?

Незнакомые люди пожимали ему руки, пока он пробирался сквозь толпу. И Андришко тоже, и Сечи, а Капи так сразу обеими руками… И Ласло уже всерьез уверовал, что он и в самом деле имел успех. Но вот он добрался до Магды. Она чуточку подалась назад, словно высвобождая ему место рядом с собой.

— Чуточку длинновато, — шепнула она, когда он, покраснев, выжидательно посмотрел на нее.

После доклада начался концерт. Первой пела известная актриса под аккомпанемент своего знаменитого мужа. Пела она отлично, хотя перед выступлением извинилась, сказала, что целый год не выходила на эстраду, что дома у нее разбит рояль, репетировать негде, да и охрипла она немного… Но пела она замечательно, может быть, даже лучше, чем прежде. Впрочем, уже одно появление на этой обшарпанной сцене стройной, красивой женщины, знакомой каждому будапештцу по портретам в театральных журналах, возбуждало в людях радость. Звучный голос ее наполнял собою весь зал, даже когда она пела вполсилы.

Сквозь толпу протиснулась, разыскивая отца, Вероника Стричко.

— Говорила я вам: после нее я петь не буду! Просила вас сделать антракт? А теперь совсем вот не стану!

Отец бросал на нее боязливые взгляды, но тут подоспел Капи и. по-свойски отведя девицу в сторону, о чем-то долго с ней шептался.

Вероника была красивая толстушка, но она страдала болезненной страстью — носить платья на размер меньше. Пока она по ступенькам взбиралась на сцену, все так и замерли от страха: ее узкая, из блестящего материала юбка, казалось, вот-вот лопнет. Вероника спела несколько народных венгерских песен, хотя это и не было ее обычным репертуаром. Но все прежние ее песни были о войне, а классика, которую она учила в консерватории, была, как она выразилась, «слишком высока». Для публики — надо понимать!

Зато венгерские песни оказались слишком высоки для нее, и она решительно переделывала их на ходу. Получилось нескладно. И взмокший пианист, и публика нервничали. Сзади Ласло кто-то басовито шепнул: «Замечаешь, как она груди-то напудрила?»

Затем объявили всеми любимого комика. Правда, в последний момент выяснилось, что это не сам комик, а его брат, но все равно все громко и много смеялись. Номера следовали один за другим. Еще раз пришлось выступать великому актеру. Он продекламировал еще одно стихотворение, потом еще — на «бис». На конец программы по личному распоряжению Капи остался коронный номер вечера — танец Клары Сэреми.

— Фантастический танец, — объявил сам Капи. — «Бедная девушка в аду большого города»!

Перед самым выступлением возникла небольшая заминка. Оказалось вдруг, что нет барабана. Длинногривый, наряженный в смокинг молодой человек, размахивая руками, кричал со сцены: «Обещали ведь достать барабан!»

Но пианист разрешил и эту проблему:

— Да будет тебе, Джонни, побарабань пальцами по крышке рояля.