Свидетельница Гора - [6]

Меня мучил голод. А ещё больше меня мучил вопрос, не забыли ли обо мне мои похитители. А что если они оставили меня здесь умирать?

Собрав всю свою храбрость, я принялась жалобно кричать:

— Я голодна! Пожалуйста, накормите меня! Пожалуйста! Я голодна!

Признаться, я сомневалась, что кто-либо услышал мои призывы. У меня возникло ощущение, что вокруг никого не было.

Я налегла на цепи, но они надёжно удерживали меня на месте.

Насколько же беспомощной я была! И как терзал меня голод. Я уже была готова на всё что угодно только бы поесть.

Наконец, возможно спустя сутки, проснувшись, я снова обнаружила в углублении немного каши и корочку хлеба. Каким редким яством они мне показались в тот момент. Я набросилась на них с жадностью оголодавшего маленького зверька. Ничего удивительного, если учесть, что в течение дня или двух эта пища впервые, наконец-то, появилась в нише для кормления. Я чувствовала, что за эту пару дней сильно похудела. Несомненно, это сказалось на моей фигуре. Но что ещё важнее, как мне кажется, я научилась обходиться тем, что мне давали и быть благодарной за это, независимо от того, чем это могло бы быть. Кроме того, конечно, я окончательно уяснила, куда острее и глубже чем прежде, что моя еда, даже такая простая, зависит от других.

Я проснулась внезапно, словно от толчка. Мне показалось, что я услышала какой-то звук долетевший снаружи. Я насторожилась, испуганно замерла, внимательно прислушиваясь. Точно! Звук! Снаружи! Насколько я смогла определить, он доносился откуда-то из левого крыла коридора.

Торопливо поднявшись, я встала на колени. Меня охватил дикий испуг. Меня прямо трясло от страха. Мои цепи позвякивали в такт с моим дрожащим телом.

Потом я услышала резкий скрежещущий звук, приглушённый расстоянием. Судя по всему, где-то далеко, слева по коридору, открылась тяжёлая дверь. А потом я услышала голос, и моё сердце чуть не остановилось. Я даже не знаю, что я ожидала услышать всё это время. Возможно, я опасалась, что это мог быть просто какой-либо животный звук, не столько голос, сколько лай или рычание. Но это был звук человеческого голоса.

Я быстро ощупала своё тело. Я была в панике. Я была раздета. Но насколько же худым мне показалось моё собственное тело теперь!

С каждым мгновением ужас во мне рос и ширился. Это же был не просто человеческий голос, это был мужской голос!

Я услышала, как открываются двери в разных сторонах коридора, и с каждым разом звук становился всё ближе и ближе. Теперь я различила, что голос был не один. Там, снаружи было много мужчин. В их голосах отчётливо слышались требовательные нотки, свидетельствовавшие о том, что эти люди не из тех, кто будет терпеть какие-либо вопросы или промедления. Сами голоса, хотя и совершенно ясно мужские и человеческие, показались мне сильно отличающимися от тех голосов, с которыми я была знакома. Я сама до конца не была уверена, в чём именно состояли различия. Может быть, просто дело в том, что они говорили несколько громче, чем мужчины, к которым я привыкла, но такое зачастую обусловлено культурными различиями. И всё же я думаю, что было и что-то ещё, нечто большее, чем просто некая разница в громкости. Также, я не уверена, что дело было в акценте, хотя таковой у них, конечно, имелся. Причём этот акцент, как это ни странно, отчетливо проявился в словах, которые они, по мере того как открывали двери, произносили на разных языках, некоторые из которых я даже смога узнать, хотя говорить на них я не могла. С другой стороны, языка, на котором они вполне естественно перебрасывались между собой, я опознать не смогла. Нет, всё же, дело было не столько в громкости или акценте, сколько в чём-то ещё. Возможно, в их голосах напрочь отсутствовали нотки застенчивости и извинений, и это резало мой слух. Возможно, это дело было в простой и естественной уверенности, и это так поразило меня. К тому же, в тоне их голосов, умных, ясных, уверенных, полных затаённой силы, не трудно было разобрать простой и недвусмысленный командный аспект. В действительности, в громких голосах некоторых из мужчин, возможно, являвшихся лидерами, сквозили нотки того, что лучше всего могло бы быть охарактеризовано как естественная врождённая властность. Признаться меня это ужасно смутило. Как смеют, они говорить подобным тоном? Кем они себя возомнили? Мужчинами? Они что, решили, что они — мужчины? Под этим словом я, конечно, подразумевала тех «мужчин», которые, в некотором смысле, давно были запрещены женщинами, или отброшены теми мужчинами, с которыми я была знакома. А вдруг они, и правда, могут оказаться именно такими мужчинами? А если так, то, какие последствия может это повлечь за собой для такой как я сама? Как могу я, учитывая то, кем я была, относиться к таким существам? Исходя из какой модальности, из каких предпосылок это можно будет сделать?

Я снова провела руками по телу. Да, теперь я была значительно стройнее, чем прежде. Это я могла констатировать даже в темноте. Ничего удивительного при таком-то режиме питания.

Звуки отрываемых дверей слышались всё ближе. Судя по скрежету и ударам, это были такие же тяжёлые двери, как и та, что закрывала мою камеру.