Свидетели - [10]

Люсьену Ломон так и не увидел. Пробыл он там не больше четверти часа, однако даже на улице запах постели не оставлял его.

Больше на улице Кармелитов он не бывал. Несколько раз даже делал крюк, лишь бы обойти ее. Сегодня впервые после семи лет здесь, среди публики, Ломок опять увидел эту женщину, одетую в черный шелк. Был момент, когда ему почудилось, что она и обвиняемый украдкой обмениваются взглядами: так ведут себя, оказавшись среди чужих, люди, принадлежащие к одному кругу.

На Ломона она не смотрела — во всяком случае, пока он за нею наблюдал. Вдруг он отдал себе отчет, что голос секретаря умолк и оба заседателя повернулись к нему.

Ломону захотелось причесаться и перенести допрос Дьедонне Ламбера на послеобеденное заседание. Но он обещал Фриссару устроить перерыв в половине первого, а сейчас еще не было двенадцати. Кроме того, репортерам пока нечего сообщать в редакции.

Перед допросом оставалось еще провести перекличку свидетелей; список их Ломон передал секретарю.

Услышав свою фамилию, названный вставал, шел к маленькой дверце свидетельской комнаты и скрывался за нею, а освободившееся место сразу же занимал один из стоявших в коридоре.

— Подсудимый, встаньте! — обратился Ломон к Ламберу.

Более десяти раз, точней, четырнадцать, Ломон исполнял обязанности председательствующего, но сегодня впервые испытывал тревогу: то ли его отделяла от реальности какая-то пелена, то ли реальность казалась искаженной. А может быть, наоборот, он увидел лица людей такими, каковы они на самом деле?

— Подсудимый, вы выслушали обвинительный акт?

Ламбер кивнул. Жув повернулся к нему, и тогда он произнес:

— Да, господин председательствующий.

— Вы сознаете всю тяжесть предъявленных вам обвинений?

Ламбер, ожидая подсказки, глянул на адвоката.

— Да, господин председательствующий.

— Подсудимый, в следующий раз при ответе поворачивайтесь к присяжным.

Семь человек, сидевших на скамье присяжных, среди них г-жа Фальк в шляпке с пером, чем-то, видимо, насмешили Ламбера, и он не сдержал улыбки. Действительно, было нечто забавное в том, как они сидят в ряд, стараясь сохранять торжественный вид, точно позируют фотографу. Для них, правда, забавного тут ничего не было: сегодня или завтра им предстояло решить, останется Ламбер в живых или будет казнен.

— Хорошо, господин председательствующий.

Была в Ламбере этакая лукавая самонадеянность деревенского франта, заявившегося на ярмарку.

— Подсудимый, вы не хотите сделать никакого заявления?

На этот раз Ламбер не вступал ни в какие переговоры с адвокатом, и звонким голосом, словно давно готовился к этому, отчеканил:

— Я невиновен.

Ломон с удивлением взглянул на него, потом склонился над своими заметками — он заранее подготовил вопросы обвиняемому.

— Скажите, сколько у вас судимостей?

— Три. Тот раз, когда меня оправдали, можно не считать.

— В каком возрасте вы судились впервые?

— В семнадцать.

— По какой статье?

— Не понял, господин председательствующий.

— Я спрашиваю, какое преступление вы совершили?

— Кража велосипеда. Но мне ее пришили, я всегда это заявлял. Просто я взял его на время и собирался вернуть.

— Где это произошло?

— В Париже, в двадцатом округе.

— У вас была тогда постоянная работа?

— Я работал, когда находилось место.

Ломон невольно искал среди публики женщину в черном: ему казалось, что ее лицо выражает сочувствие к подсудимому.

— А от полиции мы получили сведения, что в тот период вы часто жили с женщинами, которые вас содержали.

— Да, у меня были подружки.

— Так. Вторая судимость?

— В Марселе.

— За что?

— Драка с телесными повреждениями. В Старом порту, в одном баре, поцапались, и полиция, конечно, замела меня.

— У вас в руке было горлышко от разбитой бутылки.

— Я же должен был защищаться!

Похоже, Ламбер воспринимает допрос как представление. Он оказался в центре внимания, в глубине души горд этим и, отвечая, работает на публику.

— Где и за что вы были осуждены в третий раз?

— Погодите, дайте припомнить.

Раздался смех, и Ломон взялся за молоток, но не успел поднять его, как смех замер.

— Вспомнил: в Лионе за проезд в товарняке.

— Следствием установлено, что в действительности вы проникли в товарный вагон не ради бесплатного проезда, а с целью похищения груза: у переезда вас ожидал сообщник с машиной.

— Мне же было всего девятнадцать.

Ломон сверился с делом и кивнул головой.

— Правильно. Действительную службу вы отбывали в Алжире?

— Да. Уволился капралом.

— Будьте добры отвечать только на мои вопросы.

— Хорошо, господин председательствующий.

— Когда вы познакомились с Мариеттой Лебра?

— Шесть лет назад в Монлюсоне.

— Что вы делали в Монлюсоне?

— Работал водителем грузовика у Мишлена.

— Она тоже работала на этом предприятии?

— Нет, официанткой в ресторане.

— Сколько ей было лет?

— Тогда?

Наморщив лоб, Ламбер вычислял.

— Восемнадцать.

— Она жила вместе с родителями?

— Родители у нее в Бретани, департамент Финистер.

— Значит она жила одна?

— По крайней мере, когда я с ней познакомился.

Ну, а до того успела пожить со многими.

Ломон случайно взглянул на г-жу Фриссар: она возвела глаза к небу, давая понять, что она обо всем этом думает. Г-жа Фриссар — смуглая брюнетка лет сорока пяти, ужасающе безвкусно накрашенная: рот у нее словно кровоточащая рана. Ее девичья фамилия Крюше; когда Фриссар познакомился с нею, она работала продавщицей в магазине на авеню Гамбетта.