Свидания - [4]
Оставив справа загон с гаурами, мы прошли между гусями и ватузи. Симону хотелось показать мне лужайку гусей, свежеподстриженную, пересеченную канальчиком. Просто настоящий сад, повторил он мне в который раз, а канальчик - ну прямо как речка, я все время мечтаю растянуться на траве, но из аллеи, знаешь, выглядит еще лучше. Разумеется, лучше, отвечал я, в мечтах оно всегда лучше. Мы прошли вдоль вольера, где молчаливо восседали грифы-урубу и ара, потом вдоль ограды, за которой расположились только что прибывшие, как пояснил Симон, вигони, они лежали, подогнув под себя ноги и высоко подняв голову, неподвижные, будто статуэтки на подставке с убаюкивающей или же волнующей - кого как - нежностью в глазах. Симон разволновался, я тоже, но он даже прильнул к ограде и окликнул их по именам: Жозе, Валериана, - а те, услышав, поднялись и явились на зов. Симон гладил их и гладил, идти дальше не спешил, думаю, ему страшно стало теперь, когда мы приблизились к жилищу хищников, то есть к его собственному служебному жилью, мы ведь оба знали, что еще немного - и мы там и что главное сейчас - это не пришедшая к нам Жозе, а ушедшая жена Симона Одри, которая, по нашей гипотезе, должна была вернуться. Ладно, сказал Симон, отнимая руку от мягкой слюнявой морды ламы и с трудом отрываясь от ее красоты, меж тем как небо над Сеной уже темнело; мы сделали несколько шагов, и вот уже напротив павлинов павильон хищников с белыми барельефами и порталом с колоннами, у Симона был ключ и от него, у него вообще ключей большая связка.
В этот час он был тут хозяином, мы вступали в его владения. Войдя в просторный вестибюль, где справа, возле касс, открывалась дверь в коридор, ведущий мимо кабинетов и лабораторий в квартиру на втором этаже, мы услышали голоса. Симон шагнул первый в обезлюдевшую сводчатую галерею с клетками. В глубине ее, около снежных барсов разговаривали дети, с ними рядом стояла очень молодая женщина, она смотрела куда-то в сторону и сразу заметила нас. Мы подошли ближе, пробираясь между клетками и скамейками, барсы оживились, стали легонько царапать когтями воздух, приветствуя Симона. Симон от полноты чувств познакомил меня сначала с бебиситтершей по имени Об, одновременно здороваясь с барсами, которых тоже мне представил (Фоли, Сарданапал), не обращая внимания на мальчиков, Антуана и Александра, хотя я знал их дольше, чем барсов, последние, впрочем, сами были детенышами нескольких месяцев от роду. Они воротят носы, пояснил мне Симон, обнимая, наконец, Антуана, а затем и Александра, от трех ощипанных курочек, подвешенных вон там, добавил он, подняв палец за спиной Антуана, вон там, наверху, между прутьями решетки, чтобы барсы немножко попрыгали за ними, а то они мало двигаются вне естественной среды обитания. Увы. У них явно отсутствовал аппетит. Четвертая курочка, однако, податливо покатывалась в мульче под нерешительной лапой одной из зверюг, в то время как другой барс попросту удалился к своей лежанке, прочь от Симона и от детей.
В эту минуту я подметил, что Симон очень строго смотрит на няньку. Наверное, подумал я, ему досадно, что она тут, в зверинце, а Одри нет. Или он сердится, что она, вопреки его запретам, привела ребят к барсам, когда пора было засаживать их за уроки. Короче, либо она его раздражает, либо он и без нее раздражен, но только я почувствовал, что наше возвращение домой начинается плохо.
И кстати, может, Одри уже дома, может, ждет наверху, в квартире, над клетками, хотя никаких явных признаков ее прихода не ощущалось и более того - присутствие няньки склоняло к противоположному выводу. Да и мальчики ничего не говорили, во всяком случае не говорили «папа, там мама пришла, она тебя ждет», и нянька молчала, только глядела виновато или же напряженно, трудно разобрать, я ее впервые видел и не знал, какова она в спокойном состоянии, в памяти еще ничего такого не отложилось. Так или иначе, ясности недоставало всем, а тут еще Анди, пума из Анд двумя клетками дальше, принялась домогаться Симоновой благосклонности рычанием, - в общем, обстановка становилась напряженной. Слишком много нас тут собралось, слишком шумно получалось, слишком много разных взаимоотношений, в частности, из-за меня, не знакомого ни с нянькой, ни с барсами. Удивляло и отсутствие тигров, поскольку Симон кормил именно их, но спросить я не решался. Дабы не подливать масла в огонь.
Зато дети вели себя смирно. Они, вообще, симпатичные. Да, да, Александр и Антуан - очень славные мальчики, я бы тоже мог таких завести, ну, то есть, раньше, или хотя бы одного, не знаю, что лучше. Между тем мы вышли из зала хищников, вернулись все вместе в вестибюль, открыли служебную дверь, миновали тянувшийся позади клеток коридор, откуда служители кормят зверей мясом, - коридор, закрытый решеткой наподобие тюремной, со здоровенным замком, - затем стали подниматься по лестнице с обшарпанными стенками. Я не в упрек, но лестница у Симона никуда не годится. Сплошные углы и голый цемент. Правда, второй этаж невысоко, а квартира заслуживает того, чтобы в нее подняться, пусть и по скверной лестнице.
Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.