Свидания - [3]

Шрифт
Интервал

Насчет трех дней он мне сам сообщил, я ему только напомнил. А он словно бы впервые услышал. Я забеспокоился. Он тоже. Меня как раз больше всего и пугает, признался он, что она не вернется никогда. И непонятно, с чего бы ей вернуться именно сейчас. Я, собственно, потому и ушел. Я ее уже не очень жду.

Тут я ему и говорю: послушай, Симон, это уж ты слишком. Никогда не поверю, что ты смирился за три дня.

Три дня - это много, ответил Симон. Три дня молчания.

Я согласился. К тому же я не собирался учить его, как ждать женщину. Для себя я выработал способ достаточно безболезненный, бескорыстный, стоический. Удивляло одно - что Симон так быстро догнал меня в смирении. Он ведь только-только начал страдать, а я уже заканчивал - по-своему, конечно, но тем не менее. Просто пораженец какой-то. Или тоже стоик. Но что-то за этим скрывалось. Думаю, слабость.

Ты, наверное, ее больше не любишь, сказал я. Мне хотелось его растормошить.

Разумеется, нет, ответил он. Сам знаешь, что нет.

А я-то воображал, что вы очень близки, сказал я.

Я тоже, ответил Симон. Вечно мы что-то воображаем. Ничего другого нам не дано.

Да, сказал я.

Клеманс теперь уже наверняка не придет. Я решил, что снова перепутал день. И ждать мне тут больше некого. Симону тоже. Я ему об этом напомнил, настойчиво причем.

Надо идти домой, сказал я.

Ты прав, согласился он. Но, знаешь, пошли со мной. Проводишь меня.

Конечно, конечно.

Я себя нисколько не насиловал. Домой идти ни капли не хотелось, я спокойно мог его проводить и в самом крайнем случае даже заночевать.

Подождем Одри вместе. Все-таки разнообразие какое-то, а то сижу один, ну или с Симоном, и жду Клеманс, которая никогда не придет.


По правде говоря, я сомневался, что Одри после трехдневного отсутствия, да еще с сумкой, вернется вечером к Симону объяснять причину своего исчезновения. Если разобраться, не существовало практически ни одного шанса, что такая гипотеза подтвердится, но я предпочел обнадежить Симона, тем более что, застигнутый врасплох его известием в процессе ожидания Клеманс, я вскоре обнаружил кое-какие сдвиги в своем внутреннем настрое.

Признание Симона и мое решение проводить его домой стали для меня не просто поводом отвлечься. Положение моего друга позволяло мне занять несколько иную позицию и ожидать теперь женщину с некоторой вероятностью, что она появится там, где ее ждут. Возвращение Одри, разумеется, не волновало меня так, как возвращение Клеманс, которое , в силу своей полной невозможности, в сущности, не волновало меня вовсе, а реализуйся такая невозможность, она бы нарушила взвешенную конструкцию моего поведения и дестабилизировала бы меня настолько, что и представить себе страшно. Нет, у меня был совсем другой расчет. Расчет такой же простой, как и само мое ожидание Клеманс, и прочно овладевший моими мыслями, заключался в следующем: если Одри, вопреки нашим предположениям, вернется к Симону, это будет знаком того, что ушедшая женщина в принципе может вернуться, а значит, может вернуться и Клеманс. Мое ожидание таким образом перекочевывало в область реальности.

Когда я говорю «знак», становится ясно, что моя логика носит отпечаток паранормального. Но я ничего не имею против паранормальной логики, применительно к женщинам в особенности. А говоря «к женщинам», я подразумеваю - к любви.

Моя логика была сильна или, наоборот, безумна - если вдуматься, в плане привлекательности большой разницы нет - еще и с той точки зрения, что Одри, как мне казалось, не походила на особу, способную бросить двоих детей. Что давало нам, Симону и мне, дополнительный шанс ее увидеть. А следовательно, и мне увидеть Клеманс. Полагаю, все более или менее понятно.

Мы отправились пешком, перекинув пиджаки через плечо, из кафе близ Пантеона, где сидели, к площади Контрэскарп, а оттуда вниз по улице Ласепеда. Там дальше, на углу улицы Жоффруа Сент-Илера, ограда Ботанического сада обнимала торчащий посреди города густой букет зелени и ловила на золоченые пики вечернее апрельское солнце, а на углу улиц Линнея и Кювье змеиноголовый фонтан выбрасывал в еще не остывший воздух тонкие струйки воды. Мы вошли со стороны улицы Кювье, было семь часов, сад закрывался, последние посетители тянулись к выходу слабеющим ручейком, мы решительно пошли против течения и по-хозяйски обогнули здание администрации.

У ворот зверинца, за площадкой кенгуру валлаби и маленьким баром напротив, где, сидя на шатком стуле, можно выпить стаканчик, наблюдая за скачкáми кенгуру, - стаканчик за деньги, кенгуру бесплатно, - где ты, особенно под вечер, будто переносишься в южную страну и предаешься созерцанию беспорядочной звериной суеты на исходе дня, - так вот, у ворот зверинца Симон достал ключ, отпер решетку, и мы вошли как к себе домой.

Я даже гордился немного, что благодаря Симону имею свободный доступ на территорию, которая по ночам не принадлежит человеку, хотя он сам обустроил ее еще в давние времена, территорию, где царствуют звери в резервации из дерева и бетона, и бетон иной раз подделывается под дерево с идеально правильными ветвями, но без листьев, чем смягчает оскорбление, наносимое природе. Не хочу сказать ничего дурного, я люблю это место, более того, я его обожаю и, кстати, кроме как с Симоном, бывал здесь только с Клеманс, чем отдавал дань очарованию уголка, мне нравилось любоваться его красотой вместе с ней, вместе останавливаться, скажем, у большого вольера, где под тянущейся к решетчатому перекрытию листвой слышалось невидимое хлопанье крыльев, и в окружающем покое жизнь, наша жизнь, замирала на мгновение и глядела на себя.


Рекомендуем почитать
Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Три рассказа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Уроки русского

Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.


Книга ароматов. Доверяй своему носу

Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.


В открытом море

Пенелопа Фицджеральд – английская писательница, которую газета «Таймс» включила в число пятидесяти крупнейших писателей послевоенного периода. В 1979 году за роман «В открытом море» она была удостоена Букеровской премии, правда в победу свою она до последнего не верила. Но удача все-таки улыбнулась ей. «В открытом море» – история столкновения нескольких жизней таких разных людей. Ненны, увязшей в проблемах матери двух прекрасных дочерей; Мориса, настоящего мечтателя и искателя приключений; Юной Марты, очарованной Генрихом, богатым молодым человеком, перед которым открыт весь мир.


В Бездне

Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.