Свидания - [2]

Шрифт
Интервал

Создав себе столь насыщенную жизнь, я сам обрубил связи с немногими друзьями, которых имел, в конце напряженного дня у меня уже не хватало духу звонить кому-то по телефону, и все же я решил не дать себе увязнуть окончательно в маниакальном ожидании. Отчетливо понимая, что никаких шансов увидеть Клеманс в условленном месте у меня нет, я рассудил, что уделяемое ей время при всей его заполненности могло бы вместить кого-нибудь еще, а потому в один прекрасный вечер, собравшись с силами, пригласил в кафе Симона, назначив ему встречу чуть позже одного из свиданий, которые были у меня с Клеманс.


Симон работал в зверинце при Ботаническом саде, он кормил тигров, лично мне такое занятие не подошло бы - как раз из-за тигров, однако от Симона тянулась невидимая симпатическая ниточка к профессии садовника, а вот работа садовника, особенно в Ботаническом саду, вполне вероятно, привлекла бы меня в молодости, имей я пошире плечи, но я таковых не имел и в садовники не пошел, предпочел посредническую деятельность, тут мне тоже нравится; правда, госслужащим, наверное, быть лучше, надо мной постоянно висит угроза безработицы, но я своим местом доволен, может, и зря, хотя в общем не жалуюсь, в конторе меня никто не дергает.

Симон - мой друг детства, единственный, который остался. О детстве я сейчас говорить не буду, тем более что меня с ним ничто не связывает, кроме Симона, и дело тут не в воспоминаниях даже, а скорее в его работе, которая всегда представлялась мне наивной и какой-то невзрослой, хотя иногда я говорю себе, что кормление тигров, наоборот, требует исключительной зрелости, подлинного знания себя и своих возможностей. Тем не менее Симон наивен и во многом другом, например, в отношениях с женой, которую он тоже кормит, поскольку та не работает, а воспитывает двоих детей и, стало быть, кормит их, - словом, они с Симоном оба заняты приготовлением пищи, но не одной и той же, дома Симон на кухню вообще не заходит, говорит, это разные вещи, ко всему прочему, он вегетарианец, не по убеждению, а по натуре. Короче, я его люблю, и это главное, хотя вижусь с ним редко, практически никогда - из-за детства, оно и так нас крепко связывает, а потому мое приглашение его удивило, но он, разумеется, пришел, не мог не прийти.

Так вот, я ждал Клеманс уже полчаса, когда он вошел в кафе, невысокий, чуть ниже меня, как всегда и было, с особым обаянием, какое встречается у не слишком уверенных в себе мужчин, тех, что ведут себя в жизни не как хозяева и имеют чуть женственный рот. А вообще, Симон скорее крепкого сложения, и тяготы ремесла ему по плечу, ведь работенка, прямо скажем, физическая, я его видел раз в деле, кусища мяса тяжеленные, но Симон здоровяк, хотя и ниже меня ростом - соотношение, на мой взгляд, удачное, правильное.

Я приветствовал его несколько рассеянно, одним глазом продолжая удерживать в поле зрения входную дверь, и, признаться, был чуточку разочарован, что он - это он, а не Клеманс, но сердиться на него, конечно, не стал и, несмотря на легкое огорчение, встретил его радушно.

Хотя не то чтоб с открытой душой. Только с чуть приоткрытой. И не сразу вник в то, что он говорит.

Оказалось, для него это просто счастье, что накануне я позвонил ему и попросил прийти. Я ему как раз очень нужен. Срочно. Так я понял. По телефону он говорить ничего не стал, я ему времени не оставил, а главное, он решил, что лучше увидеться и все рассказать при встрече. Короче говоря, когда я ему позвонил, он сам собирался меня искать.

У него пропала жена. Клеманс, кстати, так и не появилась, мы с Симоном были в одинаковом положении, но на разных стадиях. Лично я уже не ждал Клеманс, а лишь играл в ожидание, чтобы поддержать в себе хоть какой-то интерес к жизни, он же еще только мучился вопросом, почему Одри ушла.

Я позволил себе заметить, что, пока он сидит здесь со мной, Одри могла вернуться домой и хорошо бы ему это проверить, прежде чем выдумывать себе всякие истории на пустом месте. В ту же секунду я сообразил, что сам уже много дней занимаюсь ровно тем же, а именно выдумываю себе всякие истории на пустом месте, разница, однако, была существенная: я не поддавался эмоциям. С эмоциями я покончил. А Симон нет. Он психовал.

Лучше всего в сложившихся обстоятельствах было припереть его к стенке. Я велел ему звонить домой. Он - ни в какую. Думаю, боялся никого не застать. Да он и не отрицал.

Никого - неверное слово. Дома были дети, бебиситтерша привела их из школы. Симон нанял ее на вечер, чтобы встретиться со мной.

Мы подвели итог. Клеманс опаздывала уже больше чем на час, Симон, знакомый с ней по прежним временам, знал, что она исчезла из моей жизни, но не подозревал, однако, о моих свиданиях с ней, зато сам не только отказывался позвонить домой, но и возвращаться не хотел. Я силился доказать ему, что это неразумно. Его ждут дети. Кроме того, если Одри, вернувшись, застанет его дома, он окажется в более выигрышном положении, нежели если его там не будет. Встреть он ее в роли хранителя очага, ему и говорить ничего не придется. И ей сказать будет нечего. Во всяком случае, ничего конкретного. Поэтому она скажет ему все. Собственно, иначе зачем бы ей возвращаться? Ты думаешь, ей есть что сказать? - спросил Симон. Не знаю, ответил я, я с ней, сам понимаешь, мало знаком, но полагаю, для ухода из дома должна быть какая-то причина. Тем более с сумкой. Да еще три дня назад.


Рекомендуем почитать
На реке черемуховых облаков

Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.