Свидание в Самарре - [2]

Ирма лежала без сна, как вдруг до нее донесся звук: цок-цок, цок-цок. По Лантененго-стрит медленно ехал автомобиль, с колеса которого соскочила и билась о крыло цепь. Ирма только не могла разобрать, в какую сторону он ехал. Потом он двинулся чуть быстрее — звук изменился: цок-цок-цок-цок — миновал ее дом, и она по хлопанью брезента догадалась, что это машина с откидным верхом. Наверное, «додж» железоугольной компании. Опять чего-нибудь случилось на шахте, вот одного из начальников и подняли среди ночи, ночи под рождество, разобраться, что там произошло. Ужас! Как хорошо, что Лют не работает в железоугольной компании. Чтобы получить там приличное место, надо окончить колледж, Пенн или Лихай, где Лют и не учился, а если и получишь, то только после чьей-нибудь смерти можно дождаться приличного повышения. И, как доктора, вызывают в любой час дня или ночи: то насосы отказали, то еще что-нибудь случилось. Хоть ты и инженер, а все равно домой приходишь грязным и внешне ничем не отличаешься от простых шахтеров в коротких резиновых сапогах, каске и с жестяной коробкой для завтраков. Кончил колледж, а дома и раздеваться-то нужно в подвале. Лют прав: продай в месяц два «кадиллака» и не только сведешь концы с концами, но и еще кое-что останется, а между тем прилично одет и не рискуешь быть раздавленным куском породы либо разнесенным в клочья взрывом рудничного газа. Семейному человеку, всегда говорит Лют, не место в шахте, при условии, конечно, что ему не безразлична судьба его жены и детей.

Вот Лют — настоящий семьянин. Ирма чуть подвинулась и прижалась спиной к спине мужа. Протянув руку назад, она взяла Люта за руку. На будущий год, если верить Гуверу, жизнь будет куда лучше, и тогда они сумеют осуществить многое из того, о чем мечтали, но что пришлось отложить с наступлением трудных времен. До Ирмы снова донесся звук еще одной оборвавшейся цепи. Сначала машина ехала быстро, потом медленно и наконец совсем остановилась. Затем мотор снова заработал на первой скорости. Ирма узнала «бьюик» доктора Ньютона, зубного врача, и его жены Лилиан, дом которых был через два дома от Флиглеров. Возвращаются домой с танцев в загородном клубе. Тед Ньютон, наверное, наклюкался и доставил Лилиан немало хлопот, — ведь ей следовало вернуться домой пораньше. Она беременна, на четвертом месяце, наверное. Интересно, который сейчас час, подумала Ирма. Она приподнялась и нащупала часы Люта. Двадцать минут четвертого. Господи боже, а она-то думала, что гораздо больше.

Двадцать минут четвертого. В загородном клубе танцы, наверное, в самом разгаре. Там и молодежь, приехавшая на каникулы из пансионов и колледжей, и молодые супружеские пары, с большинством из которых она была на «ты», и люди постарше. На будущий год они с Лютом тоже будут танцевать там и веселиться. Она могла бы поехать на танцы и сегодня, да только они с Лютом решили, что, хотя они там со многими на «ты», все равно незачем соваться в клуб, раз не состоишь в нем. Каждый раз, когда туда являешься, тот, кто тебя пригласил, должен заплатить доллар, но даже при этом условии предполагается, что ты не показываешься там больше двух раз в квартал. Таковы правила. На будущий год их с Лютом примут в члены клуба, что поможет Люту завести новые знакомства и продавать больше «кадиллаков». Лют сказал: «Мы вступим в клуб тогда, когда сумеем себе это позволить. Я считаю, что светская жизнь — это одно, а дело — другое. А то станешь ублажать будущих клиентов из загородного клуба и угодишь за решетку. Вступим, когда нам это будет по карману». Лют — человек что надо. Надежный и кристально честный и ни разу, даже в шутку, не взглянул ни на одну женщину. Именно по этой причине она терпеливо ждала, когда они смогут позволить себе вступить в клуб. Выйди она замуж за Джулиана Инглиша, например, она давно была бы членом клуба, но нет, спасибо, она ни за что не поменялась бы местами с Кэролайн Инглиш. Интересно, подумала она, а не идет ли и сейчас очередное сражение между Джулианом и Кэролайн.

II

Курительная загородного клуба была набита, казалось, до отказа. Тем не менее люди каким-то образом ухитрялись входить и выходить. Курительной пользовались оба пола; а первоначально, в 1920 году, когда клуб только построили, в курительную допускались лишь мужчины. Однако во время многочисленных свадебных приемов, которые устраивались частными лицами с арендой всего помещения, с клубными правилами разрешалось не считаться, и женщины этим воспользовались. Таким образом, слабый пол проложил себе дорогу в курительную, и нынче женщин там толклось не меньше, чем мужчин. Шел уже четвертый час ночи, вечер все продолжался, и вряд ли кто-нибудь знал, когда он кончится. А тот, кто ждал конца, мог свободно идти домой. Его уход остался бы незамеченным. В курительной собрались самые сливки общества. На танцы мог явиться любой член клуба, но далеко не всех радушно встречали в курительной. Сначала там собиралась небольшая компания, причем всегда одни и те же люди: Уит Хофман с женой, Джулиан Инглиш с женой, Фрогги Огден с женой и так далее. Они не стеснялись в тратах, любили выпить, занимали прочное положение в обществе, а поэтому могли задирать нос и держать ответ лишь перед своей семьей. Компания эта насчитывала человек двадцать, и общественное лицо молодого человека в Гиббсвилле определялось тем, насколько непринужденно он пристраивался в курительной к этой группе. К трем часам в курительной собрались все, у кого было желание там присутствовать, ибо невидимые заслоны рухнули примерно в половине второго, то есть тогда, когда Хофманы, Инглиши и прочие упились достаточно, чтобы с радостью встречать любого, и чем менее достойного, тем лучше.