Свидание со Снежной Королевой - [35]

Кларисса благодарно прижимается к нему плечом. Этот человек в августе подумал о том, что будет видно из ее окна в мае! Оглядевшись кругом, Кларисса задумчиво произносит:

— Интересно, а достаточно ли широк здесь подоконник?

— Смотря для чего.

— Не для чего, а для кого! Для меня.

Она не мешкая забирается на подоконник и пробует устроиться на нем удобно. Оказывается, можно не только сидеть поперек, свесив ноги вниз, но и вдоль, упершись спиной в одну сторону оконного проема, а пятками — в другую.

— Замечательно! Так можно читать. Одно плохо — здесь не поместиться вдвоем, — бормочет Кларисса, пристраиваясь то так, то сяк на подоконнике. Наконец она спрыгивает на пол и, встав лицом к окну, наклоняется над подоконником, приближая голову к стеклу. — Так где, говоришь, растет дерево?

Джек сразу понимает, что дело вовсе не в дереве. Зад Клариссы отставлен так, что ягодицы почти прикасаются к его бедрам. Более того, она слегка поводит ими из стороны в сторону. Наконец между ног у Джека все напрягается, и Кларисса уже не может раскачиваться так свободно. Ей, впрочем, и не хочется преодолевать возникшее препятствие. Вместо этого она начинает тереться об него, то надавливая чуть сильнее, то чуть отодвигаясь вперед. В какой-то момент (Кларисса сама не знает, почему именно сейчас) она чуть сильнее откидывается назад и возлюбленный, словно уже по давно знакомой дороге домой, без всякого усилия входит в ее влажное и горячее лоно. На этот раз тихонько ахает Джек. Потом он начинает двигать свой таз, но не вперед и назад, а из стороны в сторону, как бы описывая восьмерку. От неожиданных новых ощущений Кларисса издает протяжное «О-о-о!» на разные лады. Да этот мужчина просто неиссякаемый кладезь замечательных идей!

Джек любуется ее плечами, по которым рассыпались длинные черные волосы, любуется выгнутой спиной, спускающейся к стройной талии и расходящейся контурами ее таза. Два аппетитных, округлых, упругих, загорелых полушария, которые обхватил руками Джек, так приятны на ощупь, что он начинает сжимать их, сначала легонько, но постепенно все сильнее и сильнее. До него доносится хрипловатый голос Клариссы:

— Да! Да, сжимай их крепче! Вот так! Сжимай… как хорошо!

— Тебе не больно? — озабоченно спрашивает он.

— Мне… хорош-о-о! — отвечает она, и слова переходят в нечленораздельный стон удовольствия.

Джек меняет темп. Теперь он движется медленнее, то почти полностью выходя из нее, заставляя сладкие искры разбегаться по бедрам и животу, то медленно входит в нее до упора, так что его ноги прижимаются к ее ногам, и от этого по ним разливается тепло. Оба могут уже только урчать от блаженства. Их сотрясающиеся тела сливаются в одно. Кларисса ложится грудью на подоконник, Джек опускается на нее сверху, но лишь настолько, чтобы прижаться к ней и почувствовать, как горячие волны оргазма пробегают по ее телу. Потом, обнявшись, они стоят, не в силах произнести ни слова.

Лишь через несколько минут Кларисса медленно, делая большие паузы между словами, изрекает:

— Если… другой кабинет… тоже… так… то я… отсюда… уйти не смогу.

— А тебе и не надо отсюда уходить. Ты ведь сама сказала, что приехала сюда из Нью-Йорка не для того, чтобы поскорее сбежать.

Пошатываясь, они бредут в комнату, расположенную напротив этой, через коридор. Единственное отличие между ними в том, что здесь осталась кое-какая мебель; книжная полка, старый телевизор на ножках и венский стул.

Кларисса в изнеможении садится и обводит обстановку туманным взором:

— Мило. А телевизор работает?

— Да. Но берет всего восемь каналов. И к тому же качество изображения просто …ое, — тут Джек произносит такое слово, которого Кларисса не слыхивала даже в колледже. Мистер Майерс явно не в состоянии следить сейчас за своей речью. Но сейчас Клариссе даже нравится, что он отбросил свой обычный слегка театральный тон и говорит первое, что взбредет в голову. Это значит, что он ведет себя с ней естественно, не продумывает каждую фразу. Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на него и убедиться, что он сейчас — совсем не робот, и не адвокат, и не искусный ловелас, а живой, голый, любящий и любимый мужчина.

Поскольку она сидит на стуле, а Джек стоит рядом с ней, ей приходится задрать голову, чтобы посмотреть на его лицо. Держать голову в таком положении трудно; она опускает ее, скользит взглядом по его могучей груди, по большому, мерно вздымающемуся в такт дыханию животу, а на самом уровне глаз видит то, что лучше всего доказывает человеческую природу Джека. Он — живой. Теплый. Мягкий. Усталый. Кларисса припадает к нему губами и начинает целовать его, одновременно лаская снизу рукой.

Джек замирает, боясь пошевелиться и помешать ей. Он лишь благодарно гладит ее по голове. Губы, ласкающие его, так нежны и вместе с тем так искусны и настойчивы, что через несколько минут силы начинают возвращаться к нему. Однако Кларисса не бросает его на этом, ей явно хочется продолжать ласкать его ртом и дальше. Закрыв глаза, Джек стоит, слегка покачивается в такт движениям ее головы и снова дивится, откуда у «синего чулка» такие способности. Как всякий мужчина, знавший много женщин, он знает, что они, вопреки распространенному мифу, обычно относятся к оральному сексу с не меньшим энтузиазмом, чем мужчины, — при условии соблюдения последними гигиены. Но далеко не каждая женщина умеет ласкать мужчину ртом так, чтобы это в самом деле было для обоих удовольствием. Кларисса же, которая едва ли прошла большую школу, доводит его просто до неописуемого блаженства. Джек подумывает о том, чтобы сделать ей на сей счет специальный комплимент, но не может придумать подходящей формулировки, чтобы слова его не прозвучали ни пошло, ни высокомерно. Поэтому он молчит, а потом, когда все перед глазами вспыхивает фейерверком и сладкая боль пронзает его чресла, он падает на колени и благодарит Клариссу долгим и страстным французским поцелуем.