Свидание с умыслом - [29]

Джеки, я слишком хорошо отношусь к вам и мне трудно было бы и дальше держать вас в неведении. Вы правильно сделали, что заставили меня все рассказать. И я еще раз прошу прощения. Может быть, теперь вы понимаете, почему я тогда так вспылил. Кстати, уже десять лет я в рот не брал чего-нибудь крепче пива.

— И иногда немного бургундского, — вставила я.

— Да, конечно.

— А что было в Орегоне? — спросила я.

— В Орегоне? — повторил он смущенно, явно позабыв, что говорил мне, как жил там.

— Кажется, у вас была там кое-какая практика…

— Да-да, конечно, — начал он, поднимая вилку и задумчиво пережевывая пищу. — Беспокойная это была работа. Ведь от наркотиков не отвыкают в один день. И мое собственное состояние день за днем волновало меня куда больше, чем здоровье обращавшихся ко мне клиентов. Я был уверен, что не смогу без наркотиков.

— Вы говорили, что потеря семьи была главной причиной вашей депрессии.

— Да, говорил, но, конечно, дело было больше в кокаине, нежели в трагедии. В кокаине, чувстве вины, раскаяния… Поймите меня правильно — я был вне себя от горя. Но наркотики убивают чувствительность к чему-либо, кроме них, и я не мог долго предаваться отчаянию. Окончательно поправившись, я открыл для себя, что люблю горы, что мне нравится строительство. И в конце концов я сделал правильный выбор. Между семьдесят седьмым и восемьдесят шестым годами я попробовал себя во многих вещах. Некоторое время я даже поваром работал. Был рабочим в доках, мастерил рамы, разводил цыплят…

— Разводили цыплят? — изумилась я.

— Вас это удивляет. Я некоторое время просто скитался по белу свету, нигде не задерживаясь надолго. Кокаин втянул меня в историю на четверть миллиона долларов, и какое же это было облегчение — открыть, что мне нужно совсем немного денег. Знаете ли вы, как мало денег нужно для того, чтобы просто жить? У вас есть деньги?

— Нет, у меня нет денег — я пользуюсь пенсионным фондом, — ответила я, жуя его нежный, прекрасно приготовленный бефстроганов. — И заставлять Роберту платить — самая трудная статья моей деятельности.

— Да-да, — засмеялся он. — Роберта и Гарри полагают, что до тех пор, пока человек не свалится с ног, он не имеет права ни на какую пенсию.

— Совершенно верно. Хотя мне и заботиться-то не о ком — разве что о доме.

— У вас нет родственников?

— Родители мои умерли, братьев и сестер не было. Есть еще пара престарелых тетушек, с которыми мы практически не встречаемся. Конечно, остаются друзья — я не представляла, до какой степени они мне близки, пока не покинула их.

— Но вы это сделали. Зачем?

— Вы желаете воспользоваться своим правом на расспросы?

— Да, — ответил он, улыбнувшись. Затем, посмотрев мне в глаза — я увидела, что он носит контактные линзы — он посерьезнел и добавил: — Но вы можете не отвечать. Я не для того рассказал вам о себе, чтобы требовать этого и от вас.

— Но я хочу чтобы вы кое-что знали. Я вовсе не намерена с вами скрытничать, Том. За мной нет никаких трений с законом или наркотиками. В моей истории есть нечто, преклоняющее на жалость, а я не люблю, когда меня жалеют… Нет, вам я разрешаю — я просто не люблю привлекать к этому внимание: все очень обыденно и глупо-сентиментально. Я была замужем ровно год. Мне попался проходимец, каких мало, хотя теперь он стал другим человеком. Мой единственный сын родился за месяц до окончания бракоразводного процесса. Я жила только ради сына — ради него тянула юридическую школу, много работала, без конца экономила. Когда ему было одиннадцать лет, он погиб — его сбила машина. Он катался на велосипеде и выехал на красный свет. — Я помолчала. Аппетит мой пропал — я знала, что так оно и будет. Я тяжело вздохнула и продолжала: — Думаю, вы первый человек, который сможет понять, до какой степени была я опустошена и одинока. Мои друзья разделились на две категории — одних я не замечала, другие меня угнетали. Я приехала сюда, потому что нуждалась в чем-то третьем. Я не могла оставаться в своем прежнем доме и нужно же было как-то избавляться от тягостной опеки со стороны сочувствующих друзей.

Я отставила тарелку. В глазах Тома я прочла понимание и расположение.

— Теперь вы все знаете и видите: я не могу есть, а вы не знаете, что сказать на все это. И где-то рядом, может быть, бродит убийца, а мы уплетаем бефстроганов и зализываем наши раны.

— Убийца? Где-то рядом?

— Ну, я имею в виду ту историю с женщиной, с Портер…

— Я думал, это произошло не здесь.

— Она жила в Коульмене — кто-то у нее был…

— А это не шутка? Что говорит Бодж?

— У Боджа нет никаких данных — одни предположения. — Я уж не стала говорить, что он мог вынести их из салона красоты.

— Готов спорить, во всем виноват ее муж, — сказал Том, продолжая есть. — Я не знаю, кого здесь можно подозревать в убийстве. — Он еще пожевал. — Хотя я против него ничего не имею.

— Это вообще первое, что приходит в голову, — согласилась я.

— Джеки, очень хорошо, что вы рассказали мне про сына. Теперь я понимаю, чем вы были недовольны, когда мы встретились в первый раз. Когда я пришел сделать измерения для полок.

— Да, я надеялась, что мне не придется рассказывать об этом.