Свежее сено - [16]

— Хорошая девушка! Очень хорошая!

И Монька чувствует, что он приобрел верного товарища.

А когда подходит Пилинка, эта новая накладчица, со свежей печатной краской на лице и говорит: «Я напишу заметку в стенную газету о вашем изобретении», то он, конечно, ей благодарен.

Он глядит на нее и видит, что она уже не так часто меняется в лице, что теперь на ее личике одно установившееся выражение. Она, должно быть, уже привыкла, уже сжилась с типографией.

Но какая она красивая, какие у нее красивые руки, какие заостренные пальчики, и даже булавочка, которая будто невзначай приколота к блузке, блестит каким-то особым блеском.

— Вам она нравится, булавка? Ее подарил мне один мальчик. Он был влюблен в меня. Это было еще тогда, когда я училась. Ах, какой это был мальчик! Он мне потом показал свой дневник. Он заранее заучивал слова, которые он мне должен сказать. Но стоило ему подойти ко мне, и он выговорит два слова и теряется.

А она довольно умная, эта малютка. И чувствует она себя уверенно. Но зачем она ему это рассказала? Может, она думает, что он тоже мальчик, потому что он ей ничего не говорит!

А может, она сказала, что напишет заметку в стенгазету только для того, чтобы заговорить с ним? И никто, никто не думает о его изобретении?

Моньке обидно? Нет, кажется. Потому что он все равно чувствует благодарность к этой девушке, он еще покажет! Он еще изобретет! Будь благословенна, девушка, отныне и вовеки!

К черту! Что же, ему все время только и думать об изобретениях? Что, он обязан корчить из себя праведника?

Двадцать дьяволов, двадцать пальцев — десять его и десять ее — сплетены воедино.

Молчание. Пауза.

3

Теплый весенний вечер. Тротуары заполнены гуляющими парами. Юноши и девушки льнут друг к другу, словно стараются столкнуть друг друга с тротуара…

У многих гуляющих лица бледные — люди устали, должно быть, от долгого хождения.

На небе бледная луна. Она, должно быть, устала следовать за гуляющими и не спать ночами. И когда Монька с Пилинкой встречаются на улице с Метером, то и Метер присоединяется к ним, и они гуляют втроем.

О Моньке Минкине, этом изобретателе, который работает в цинкографии и к тому же еще рисует как художник, накладчицы говорят, что он оригинален. И Монька из кожи лезет вон, чтобы быть оригинальным. Он иногда дурачится, но вообще он хороший парень. У него всегда улыбка мотыльком порхает на губах. Эта улыбка часто лишняя. Попробуйте, например, объясниться в любви с улыбкой на губах. Ясно, что тут улыбка ни при чем!

Метер, этот рабочий аристократ, который собирается жениться на тихой, скромной девушке, сам тоже тихий и скромный.

Пилинка. Она свежа, как дождь в весенний день, свежа, как школьница, только что сдавшая экзамены.

Они гуляют. Они идут по тесному тротуару, и Монька предлагает пойти в парк.

Пилинка улыбается как новорожденная. Тысяча крошечных улыбок в ее глазах.

А Монька Минкин умеет рисовать.

Он говорит:

— Я художник, я ошеломил бы весь мир, если бы нарисовал твой портрет, согласись только позировать.

А она смотрит тысячами растерянных улыбок.

Что она? Не знает, что такое позировать?

— Тебе придется каждый день приходить ко мне.

Она смотрит тысячами испуганных улыбок.

— И я буду писать твой портрет.

И она смотрит тысячами довольных улыбок.

А Метер тих и скромен. Он идет и молчит.

В парке на каждой скамейке парочка, каждая скамейка как раз против луны, и никто ее не стесняется, целуются. А на одной скамейке девушка плачет, а парень сидит отвернувшись.

Вокруг весенние декорации: звезды, деревья, трава и млеющая луна.

— Золотая ночь, — говорит Монька.

— Золотая, — соглашается Пилинка.

— Лунный свет вливается в сердце.

— Вливается в сердце, — соглашается она.

— И хочется всех прижимать к сердцу и целовать.

— И целовать, — соглашается она.

— Ну…

И она согласна.

А ты, небо, знай свое! Рассыпай звезды. Остальное тебя не касается. Не заглядывайся. Пусть лучше товарищ Метер на тебя заглядывается. У него в глазах пара задумчивых звезд.

И может статься, что он думает теперь не о тихой, скромной девушке, на которой он собирается жениться…

И может статься, что он сам уже влюблен в Пилннку. Знаем мы этих тихонь.

Ну, а эта Пилинка — что ей нужно? Почему они так затуманиваются, ее ясные глаза?

Почему они так жмут руку Моньке — ее сильные руки?..

Неужели она влюблена в Моньку?

Если спросить ее сейчас: «Любишь ты Моньку?» — она сказала бы: «Нет, я его не люблю».

А если спросить: «Отпустишь ты его?» — она ответит: «Нет, не отпущу».

«Так ты, должно быть, его любишь?» — «Может быть, я его и люблю».

Но не спрашивайте ничего теперь у Моньки, он очень занят. Он размышляет.

Ему хочется поцеловать Пилинку, но он думает, что не совсем удобно целоваться на глазах у товарища.

А Пилинка все ближе прижимается к нему, и глаза ее затуманиваются, и она уже ничего почти не видит, и она уже ни о чем на свете не думает…

И Монька чувствует, что ему нужно думать за троих: во-первых, за себя — он, кажется, забыл все и вся, во-вторых, он должен думать и за нее — кто она, он ведь только несколько раз видел ее. Любит он ее? Нет, он, кажется, не любит ее, так что же ему нужно от нее? И, наконец, о Метере… Где это она теперь — тихая, скромная невеста Метера?.. И что ему, Метеру, надо от Пилинки?