Светунец - [4]

Кругом трава, зернистая от влаги, —

Такая нынче щедрая роса,

Степной туман окутал буераки,

И облака, как древние варяги,

Плывут, соединяя полюса.

Контрольно-следовая полоса…

И снова все до боли несомненно,

Едва на той, притихшей стороне,

В пяти шагах, сползая вдоль шинели,

Блеснет затвор,

И, словно на мишени,

Тяжелый взгляд задержится на мне.

Японское кладбище в Ангрене [1]

Триста каменных плит.

Белый зной и немного мистерии:

Здесь, в Ангрене, — Хоккайдо,

Триста плит, как секретных досье.

Почему они здесь,

Уроженцы восточной империи?

Разве мало им там

Восходящего солнца для всех?

А японская мать?

Не досветит бумажным фонариком

До родных, зацелованных.

Насмерть обугленных глаз.

Некто Йото Судзи,

Он ведь тоже когда-то был маленьким,

Он не знал, как смертельно опасно

Обкрадывать нас.

Он понять не успел,

Постигая премудрость обмоток,

Как убили его.

И покуда не пуля в живот,

Он еще уставал,

Он еще убивал, как работал,

Поощряемый свыше

За то,

Что давно уже мертв.

Триста каменных плит,

Капля горя в людском общежитии.

Как там память о них,

В их заморской людской пестроте?

Вот убийца стоит,

Перед прошлым склонившись почтительно…

Вот бумажный фонарик

Скорбит на вечерней воде…

СТАНИСЛАВ СЛЕПЕНКОВ

Дорога памяти (из поэмы)

1

За краем завода,

За тыном наклонным

Раскинулся вольно рябиновый куст.

Пробитая пешим,

Торенная конным

Брала здесь начало тропа в Златоуст.

И доброй порой,

И порою военной

По этой дороге вдоль светлой реки

К очам государевым

Ковки отменной

Железо из Сатки везли мужики.

Была в том железе мужицкая сила,

Мужицкая кровь

И мужицкая боль.

Железо из Сатки в судьбе Измаила

Сыграло свою, не последнюю роль.

2

Здесь веснами бродят зеленые ветры,

Зимою раскинута белая шаль.

Все так же дорогой бегут километры

В любезную сердцу уральскую даль.

В зеленом раздолье не часты селенья,

Пронзительна в зной глубина родников.

Прошли по дороге седой поколенья

Суровых и добрых моих земляков.

Теперь вот и я —

Беззаботный и вольный —

Качу в половодие солнечных трав

Без всякой усталости,

Нуди мозольной —

Владелец колес

И водительских прав.

Шуршат по щебенке упругие шины,

Целует заря ветровое стекло.

Немало сквозь доброе сердце машины

Крутых километров уже протекло.

Меня обгоняет блестящая «Волга».

Дорога утрами почти что пуста…

Эх, сбросил бы дедушка,

Хоть ненадолго,

Могильную землю и тяжесть креста!

Мы с ним покатили бы в сизые горы

На наш звонкотравый последний покос,

Опять бы вели у костра разговоры

В задумчивом царстве закатов и рос.

Потом бы вернулись к покатому полю,

Где бруствер опавший,

Как сабельный след,

Где прадеды наши свободную долю

Пытались добыть до скончания лет.

О памятных датах мы знаем не много,

А надо бы прошлым всегда дорожить…

У старого бруствера бдительно-строго

Меня на дороге ГАИ сторожит.

Дежурный — пацан,

А поди ж ты — с усами!

И властен не в меру,

И важен,

И строг.

Да вы не однажды встречались и сами

С владыкой больших скоростей и дорог.

Постой, лейтенант!

Не оглядывай строго,

Душевно яви человеческий такт.

У нас под ногами не просто дорога,

А что ни на есть — исторический факт.

Лежит под ногами забытое поле

Без памяти в камне,

Без всяких имен.

Ты слышишь:

Береза шепнула о воле,

О радостном взлете крестьянских знамен!

3

Начало июня.

Рассвет.

Над речушкой

Еще не повисла дорожная пыль.

Солдат отставной суетился у пушки,

И правил затравку,

И дул на фитиль.

Работные Сатки вчера Пугачеву

Семь пушек с припасом прислали в поклон.

Пришли углежоги по вольному слову

И стали на флангах в надежный заслон.

…Два века прошло,

Но готов на колени

Я встать перед тенью бунтарских знамен.

Дорога на поле —

Как нерв поколений,

Как связь неразрывная разных времен.

4

Пылил по дороге июль медоносный,

Глаза разъедал обжигающий пот.

Под знаменем красным,

Под грохот колесный

Победу трубил девятнадцатый год.

Все было в ту пору понятным и ясным

На ровном пролете четвертой версты:

Колчаковцы — вроссыпь под натиском красным,

Спасаясь от сабель,

Ломились в кусты.

Развернуто лава текла вдоль дороги,

Как будто весной очистительный пал.

И помнилось деду:

Под конские ноги

Парнишка, ужаленный пулей,

упал.

Погасла без времени молния шашки.

Из сердца плеснулся кровавый огонь.

И только печально качались ромашки.

Испуганно ржал растерявшийся конь.

Ушли эскадроны,

Налитые местью,

А саткинцы в искренней скорби людской

Убитого парня с заслуженной честью

Потом унесли на погост городской…

Вот так, лейтенант.

По делам проезжая,

Здесь шапку мой дед непременно снимал:

Ведь память о павших здесь

Нам не чужая,

Хоть факт для России до скромного мал.

Собрать бы нам все,

Что здесь было,

По зернам,

Беречь, словно радость

И словно тоску…

И вы, лейтенант,

Не считайте зазорным,

На пост становясь,

Руку кинуть к виску!

Без добрых эмоций,

Ударив по «газу»,

Летим по истории.

Густо пыля,

Забыв про сердечность,

Не вспомнив ни разу.

Что полита кровью под нами земля.

Водитель,

Прерви на минуту движенье!

Оставь ненадолго машинный уют:

Постой,

            помолчи,

                           окажи уваженье,

Послушай,

Что ветры о прошлом поют.

Ведь память о павших для нас не чужая.

Пусть факт для России до скромного мал,

Я помню:

По разным делам проезжая.

Здесь шапку мой дед непременно снимал!

ПАВЕЛ ОСТАНИН

Осень

Мы идем по примолкшей долине,

сухотравье стеклянно шуршит,

переклик журавлиного клина