Светунец - [2]

Доброжелательное отношение к поэтам на областном телевидении и радио, в местных газетах дает нам возможность выступать с творческими отчетами молодых.

Все члены клуба имеют публикации: в коллективных сборниках, в центральных и зональных журналах, в периодической печати. У некоторых готовятся к изданию отдельные книжки.

Редколлегией журнала «Уральский следопыт» лучшей публикацией 1980 года признана наша подборка стихов. За нее «Светунец» награжден специальным призом.

Большую творческую помощь клубу оказывают поэты Михаил Львов и Валентин Сорокин — его почетные члены.

Волнующими и неоценимо полезными для клуба стали встречи с мастерами поэтического слова Николаем Тряпкиным, Юрием Кузнецовым, Николаем Старшиновым, с прозаиком Николаем Шундиком.

Известный советский поэт-уралец Борис Ручьев, обращаясь к комсомолу, писал:

Сколько душ

              снарядил ты в дорогу,

вывел к Партии — в люди, в бои!

И, сменяясь в рядах понемногу,

молодеют отряды твои.

Так оно и есть. Мы помним эти строки и благодарно ценим сердечную заботу обкома ВЛКСМ и областной партийной организации о нашем коллективе.

В сборнике, предлагаемом читателю, собраны лучшие произведения непрофессиональных поэтов. Неравноценны по одаренности и мастерству его авторы, неравноценны стихи, представленные в нем.

Я не хочу давать им оценку. Это мы делаем на своих занятиях. Делаем доброжелательно, принципиально и строго.

Читатели оценят сами.

В сборнике «Светунец» — строки нашей судьбы, светлая память души, молодость наших сердец. Мы рассматриваем его как творческий отчет.

У нашего народа сложились добрые традиции встречать праздники и всесоюзные форумы трудовыми подарками.

Пусть этот поэтический сборник, наш нелегкий труд, будет скромным подарком XIX съезду комсомола.

ГЕННАДИЙ СУЗДАЛЕВ,

руководитель поэтического клуба «Светунец»

ВАЛЕНТИН ЧИСТЯКОВ

Моя работа

Моя работа сложная,

Как жизнь.

Она идет в цехах,

Не умолкая,

Она меня бросала

В виражи,

Бросала,

Обо мне не забывая.

Она меня манила

И гнала,

Она меня спасала

И казнила,

И лишь ни разу

Мне не изменила,

Какой бы

Самой черной

                      ни была.

Завод меня не баловал…

Завод меня не баловал,

Не холил,

А твердо выводил

На колею,

И для меня

Распахнутое поле

Цвело всегда

В отеческом краю.

Гляделись ветры

В речку голубую,

Шумела

Медоносная трава,

И, как трудяги

Через проходную,

Шли через сердце

Нужные слова.

И у огня,

Веселого и злого,

Переступая

Трудностей порог,

Я уставал, —

Ну что же тут такого? —

Усталость от работы —

Не порок.

Я придаю…

Я придаю

Значенье ремеслу,

Разлитому

В лучах электросварки,

Я здесь учился

Дерзкому теплу.

Теплу,

Когда и холодно,

                          и жарко,

Когда идти

Уже невмоготу,

Когда рубаха

Взмылена от пота,

Но знал я,

Что высокая работа

Всегда свою

Находит высоту.

А я войны…

А я войны

Совсем не видел,

Но я запомнил:

Вдоль села

Шел подбоченясь

Дядя Митя,

И, подбоченясь,

Тень плыла.

И, словно

В танце непонятном,

Слегка нахохлившись,

Как грач,

Кричал нам,

Шустрым пацанятам:

— А ну-ка,

Мне набросьте мяч!

А я войны

Совсем не видел.

Над мирным полем

Синева.

Шел подбоченясь

Дядя Митя —

В карманах

                  оба рукава.

Не отыскать следов…

Не отыскать следов

На берегу,

Дожди их смыли,

Замела пороша.

Но только здесь

Я осознать могу

Все то, что есть

И что осталось в прошлом.

Минует время,

И следы опять —

Одни вперед,

Другие им навстречу…

Лишь по следам

Нас можно распознать,

По тяжести,

Что выпала на плечи.

Листва осыпается тихо…

Листва осыпается тихо.

Трава — золотой монолит.

И видно,

Как бродит лосиха

И ярко рябина горит.

Меня остановят приметы,

Как смысл вековой бытия…

Но хрустнет под тяжестью ветка,

А чудится,

                бьют из ружья.

Погода неустойчива пока…

Погода неустойчива пока.

И пасмурно, и по утрам морозно,

Но подсыхают у домов бока,

Готовясь к первым радугам и грозам.

Грачи давно над липами орут —

Нагрянули родительские сроки.

Вновь из земли, взрывая кочки, прут

Разбуженные потепленьем соки.

И дед,

Войны прошедшей инвалид,

Привычно дым махорочный пуская,

Как цепкий корень на крыльце сидит,

Все глубже в дом бревенчатый врастая.

Всему…

Всему

Есть множество причин,

А у причин

Свои тревоги.

Склонился одинокий тын,

И никого —

На той дороге.

Повеет холодом

В тепле,

Разлука

Поспешит навстречу…

Я так боюсь,

Что на земле

Твоей улыбки

Не замечу.

Вдали защелкал соловей…

Вдали защелкал соловей,

В деревню пропылило стадо.

У частокола дед Матвей

Чадит привычно самосадом.

Парным пахнуло молоком,

И загугукал филин где-то…

И ребятишки босиком

На пятки собирают лето.

ВЛАДИМИР НОСКОВ

Родина

На обочине века бурного,

Городьбою обнесено,

Угнездилось село Табунное,

Край смородинный и сенной.

Здесь обычаи обязательны:

Женам — верность,

Отцам — поклон.

Здесь на матице да на матери

Дом покоится испокон.

В дальнем промысле затоскуется —

Выйду к людям почаевать,

В палисаднике, в чистой улице

Первой встретится чья-то мать.

Встанет, пристальная,

                                  с завалинки,

Глянет знающе и красно:

— Ах ты, яблочко!

Что ж от яблоньки

Далеко тебя унесло?

Вышла, думаю: может, Леша мой,

Может, вспомнил родную ветвь…

И торопится, хоть непрошеный,

Самым лакомым разговеть.

Скатерть белая, чай смородинный.

Деревенское «о» да «о».

И с любовью, глазами Родины

Смотрит сухонькое лицо.