Светунец - [14]

Здесь ты был почти недосягаем,

Собственным «величием» светясь.

Но найдутся новые святоши,

Все твои заботы укокошат

И освободят от звездной ноши

На земных обыденных путях.

Свято место пусто не бывает…

Транспорт мой — обычные трамваи,

Верный пес встречает добрым лаем,

А в печи наваристые щи,

По утрам водичка ключевая,

По ночам — работа огневая…

Свято место пусто не бывает,

Лучше это место не ищи.

В минусе градусник…

В минусе градусник —

Десять по Цельсию.

Радуйся, радуйся,

В горы нацелься.

С лыж застоявшихся

Сбрось паутину —

Жизнь настоящая

В снежной путине.

Я — за отплытие

В снежное море,

Я — за открытие

Новых предгорий.

Я — за фанатиков

С детскою жилкой,

Тех, что, как фантики,

Копят снежинки.

Шестиугольники —

Микросугробы

С дерзостью школьника

Весело пробуй…

Кто-нибудь скажет

В начале недели:

«Друг мой, вы, кажется,

Помолодели?»

Каменная река

Белый вечер обломки скал

У подножия расплескал.

Там, внизу, белей молока

Мчится каменная река.

И ребята, как бурлаки,

Тянут берегом рюкзаки.

Пусть трудней не найти работ,

Только тянет нас всех вперед

Очищение от забот.

Речка каменная, разреши

Сбросить камень с моей души!

Посмотрите, камней не счесть.

Сколько душ исцелилось здесь?

Хата с краю

Хата с краю — ее не достанет огонь

И ее не разбудят тревожные

                                    звуки набата…

А по лесу несется стреноженный

                                    загнанный конь,

Унося седока

                     за районным седым Гиппократом.

Хата с краю — здесь пьют и спокойно едят,

Произносят здесь тосты, смеясь над

                                    чужою бедою…

А сквозь самое пекло,

                                 спасая чужих жеребят,

Рвутся люди, себя обливая холодной водою.

Хата с краю. Не ты ль притаилась во мне?

Хата с краю. В тебе я полжизни играю?

Что мне мир,

                    полыхающий, тающий в жарком огне,

Если люлька моя колыхалась в той хате,

                                                              что с краю.

Я, как сфинкс, я спокоен, я болью чужой

                                             не пронзен.

Надо мной никогда не сгущаются черные тучи.

Если вспыхнет мой дом, знаю, дом этот

                                             будет спасен.

Хаты с краю живучи.

СВЕТЛАНА ЕРШОВА

Вот как в жизни бывает… Вдруг…

Вот как в жизни бывает… Вдруг —

Сразу недругом станет друг.

Ты, как сокол, летел за мной —

Опоили дурман-травой.

Есть поверие на Руси —

Коли милого хочешь спасти,

В чащу леса иди босой

И вернись с одолень-травой.

Новый день к оконцу приник.

Я приду к тебе, точно крик.

Помолчи. Не нужны слова.

Я — твоя одолень-трава.

«Эх, друг…» — я говорила невзначай…

«Эх, друг…» — я говорила невзначай.

«Эх, друг!» — я повторяла слишком часто.

Просила пониманья и участья,

А друг моих невзгод не замечал.

Я говорила: «Выпьем все до дна:

Печали, смех.

                      И будем долго живы».

Откуда знать, что вы с начала лживы,

Что с вами я давно уже одна.

А я хмелела, нет, не от вина,

Хмелела от ревнивого участья.

Казалось, что захлебывалась счастьем

Общенья с вами. А была одна.

«Эх, друг», — забывшись, вновь произношу.

Лишь изредка, теперь не так уж часто.

Я не прошу великого участья —

Немного понимания прошу.

Я была больна — зимой…

Я была больна — зимой.

Зимним холодом и стужей.

Ветер завывал — натужен.

Сыпал снег над головой.

Я была больна — зимой.

Зябким днем и зыбким светом.

И вопросы без ответов

Забрели ко мне домой.

Я была больна — зимой.

Так больна, что не припомню, —

То ли днем, то ль ночью темной

Мы расстались, милый мой.

Я была больна — зимой.

А теперь болею — летом.

Звонко в воздухе прогретом

Сыплет дождь над головой.

АЛЕКСАНДР ТАВРОВСКИЙ

Нельзя уничтожать черновики…

Нельзя уничтожать черновики:

На это нет ни права, ни причины.

Как на воде,

                    в них все же различимы

Следы души в движении руки.

В них все, что мы могли, но не смогли,

Или назло неверию свершили,

Они в крутое время с нами жили

И за удачу нашу полегли.

В них дикая, но добрая душа,

И каждый стих — пронзителен, как бездна!

В них все тебе дается безвозмездно

И не приносит тоже ни гроша.

Все чаще снится мне ночами…

Все чаще снится мне ночами:

К двери неслышно семеня,

Как звездочет звезду встречает,

Встречает бабушка меня.

И, как всегда, моя бабуся

Мне куртку стряхивает с плеч.

«Спасибо, внучек, что вернулся!

Теперь бы можно и прилечь…»

А за окном темно и тает:

Срываются сосульки с крыш.

И я насмешливо пытаю:

«За что меня благодаришь?

Ну как в тебе хватает мочи

Ждать у окошка дотемна?»

Она мне руку гладит молча

И молча смотрит на меня.

И так же молча и тревожно

Она все смотрит за порог,

Где глохнет мир неосторожный

От воя атомных тревог.

Закрыть глаза…

Закрыть глаза…

                         уйти в себя,

                                            как в бой,

В котором выжить — легче,

                                          чем не сдаться.

Как трудно вдруг

                           наедине с собой,

Все одолев,

                  самим собой остаться.

О этот мир,

                  клокочущий в груди,

Где никогда я не был одинокий,

Где сам себе на помощь приходил

И сам себе отказывал в подмоге.

Я перенес туда степную ширь,

Осенний берег моря

                               необжитый —

Под своды нерушимые души