Светлые века. Путешествие в мир средневековой науки - [85]
Люди Средневековья никогда не воспринимали болезни однобоко. В 1250 году французский король Людовик VII, принимавший участие в Седьмом крестовом походе, страдал от таких ужасных приступов дизентерии, что ему пришлось проделать сзади дырку в штанах. Его биограф пишет, какому унижению подвергся король, когда он ехал домой на маленькой вьючной лошади в сопровождении одного-единственного рыцаря и в итоге попал в руки египтян, в то время как вся его армия отправилась восвояси морем. С точки зрения биографа, то, что король оказался не властен над своим телом, неразрывно было связано с тем, что он позорно утратил власть над армией[408]. Но даже если болезнь была воздаянием за грехи, это не мешало окружающим относиться к хворым с состраданием. Так поступали и монахи Сент-Олбанса, которые содержали два дома призрения для больных проказой. Моля Бога о чудесном исцелении и надеясь на божественное вмешательство, почему бы не испробовать лечение, которое предлагает медицина?
Такие взгляды на болезнь способствовали развитию различных методов врачевания. В Средние века словом «дизентерия» описывали широкий спектр симптомов, которые могли быть вызваны самыми разными причинами – современные микробиологи подразделяют их на бактериальные, вирусные и паразитические. (Недавно проведенный ферментный анализ выгребных ям времен крестоносцев в левантийском городе Акре подтвердил, что армии латинян поразила амеба, которая часто вызывает подобные состояния.) В те времена дизентерию обычно лечили вытяжкой из желудка зайца, заплесневелым сыром и освященной родниковой водой. Но знания о кишечных болезнях, как и медицинские знания в целом, в XIV веке стремительно накапливались. Неудивительно, что в век, когда вокруг бушевала чума, врачи заинтересовались внешними причинами болезней. В то же время некоторые специалисты все чаще высказывали опасения, что сильные лекарства в неподходящих дозах сами по себе способны навредить пищеварительному тракту. Они винили некомпетентных аптекарей и невежественных лекарей, которые, казалось, безнадежно отстали от жизни в эпоху, когда медицинское образование в университетах становилось все более структурированным и профессиональным[409].
Красочный портрет такого передового по тем временам доктора мы встречаем в «Кентерберийских рассказах». Позвольте представить вам еще одного из чосеровских пилигримов:
Плащ ярких цветов безошибочно выдает настоящего профессионала. Чосер величает его титулами на древних языках: первый из них, doctor, в переводе с латыни означает «учитель», следовательно, наш Доктор имеет право читать лекции на факультете медицины; греческий термин physis («врач») – отсылка к Аристотелевой науке об изменениях в природе. Избегая старого английского слова leech («лекарь»), которым обычно называли практикующего врача, Чосер подчеркивает академическую подготовку доктора, в основе которой лежит астрологическое образование. Наш Доктор разбирается в естественной магии, а также в астрономическом времени, о котором мы читали во второй главе. Он может вычислить асцендент и составить гороскоп. Доктор знает, что такое ymages, то есть «образы»: это может значить, что он разбирается в расположении звезд, а кроме того, слово приводит на ум волшебные обереги Гермеса Трисмегиста. Но самое главное, он осведомлен о теории четырех телесных жидкостей – гуморов.
По мысли философов Средневековья, планеты и звезды, сияющие над Землей, обладали первичными качествами в их первозданной чистоте: Лев считался горячим и сухим, а Луна – холодной и влажной. Но ниже, в подлунном мире, все сущее представляет собой смесь первичных элементов, и человеческое тело – не исключение. Влияние разных звезд усиливается и ослабевает, люди дышат, едят, спят и передвигаются, взаимодействуя с окружающей средой, и в силу этого соотношение тепла и влажности в их телах меняется. Задачей врача было поддерживать здоровый баланс.
Греческая медицина чуть ли не с момента зарождения считала, что этот баланс достигается равновесием четырех жидкостей: крови, флегмы (слизи), красной или желтой желчи («холе») и черной желчи («меланхоле»). Каждый из четырех гуморов был связан с определенной телесной жидкостью, но его локализация, функция и сложность ею не ограничивались. Кровь, например, считали горячим и влажным гумором, но так как чистых элементов в нашем мире не существует, то кровь, текущая по венам, обязательно должна была содержать малую толику трех других гуморов. Им тоже было определено свое место в организме: флегма помещалась в холодном и влажном мозге; желтая желчь – в желчном пузыре, черная желчь – в селезенке. Считалось, что каждому человеку свойственно собственное внутреннее соотношение – или сочетание – гуморов, которое определяет не только его внешность и уровень энергии, но и темперамент. В современном языке сохранились термины гуморальной теории, например «меланхолик» и «флегматик», описывающие связанные с гуморами темпераменты.
