Светлые века. Путешествие в мир средневековой науки - [68]
«Так как тебе, дорогой брат, было любопытно узнать больше об этом месте и о здешних обычаях и ты просил меня рассказывать о морском побережье и его обитателях все, не утаивая ни хорошего, ни плохого, я с радостью повинуюсь.
…
Наша обитель теснится на голом утесе, со всех сторон окруженном морем, за исключением единственного прохода, прорезанного в скале, где и повозка пройдет с трудом… Дни и ночи напролет ярятся волны, настойчиво вгрызаясь в камень и подтачивая основание нависающей над водой скалы… С моря приходят густые сумрачные туманы, подобные черному дыму из пещеры Вулкана. От них мутнеет взгляд, грубеет голос и сжимается горло, а воздух, стесненный в груди, не может входить и выходить свободно…
Весна с ее цветами чужда этому месту, летнее тепло изгнано, и только северный ветер и его товарищи пребывают тут вечно, как если бы повелитель [ветров] Эол объявил эту землю своей столицей и принялся изводить страну смертельным холодом и сковывать снежными оковами. Злой северный ветер гонит волны: они кипят и грохочут… они мечут горькую пену, которая, взбитая ветром, проникает в наши дома и оседает на замок клочьями, похожими на куски пемзы».
К местным жителям он испытывал нечто среднее между сочувствием и брезгливостью:
«Величайшая печаль видеть бедствия попавших в кораблекрушение моряков: их суда разбиты, мачты шатаются, и они болтаются между рифами и скалами, не имея ни единого гвоздя, чтобы укрепить доски. Моряки, чьи руки и ноги онемели от холода, камнем идут ко дну в жестоких водах, и никакая человеческая сила не может спасти их от смерти: как сказал один поэт, "если мой корабль разобьется о скалы, мне останется лишь прошептать [Господи Боже, смилуйся над нами]". Так и все, что нам остается, – лишь наблюдать за этими бедствиями полными слез глазами.
Пения горлиц в наших местах не услышишь. Соловей и не подумает нас навестить: на голых ветвях не найдет он подходящего места для своих рулад, да и ветер недостаточно легок, чтобы птичье горлышко могло испускать гармоничные трели… на камнях гнездятся только серые птицы, которые жадно расклевывают тела утопленников. Их грубые, пугающие крики – зловещее пророчество будущих штормов…
Мужчины, живущие на побережье, похожи на мавров, а женщины – на эфиопок, девицы чумазы, а парни смуглы, как евреи… Они едят морские водоросли, которые чернее чернил. Эта трава, произрастающая на камнях, не отличается ни приятным вкусом, ни запахом, она скорее раздражает, чем питает желудок… Женщины этой земли используют ее в качестве ароматической травки, и оттого сами они становятся такого же цвета, как и это растение.
Фруктовые деревья здесь низкорослы и не осмеливаются раскинуть ветки, потому что море обрывает и губит их цветы и листья… Плодов они почти не дают. Сладкое красное яблоко увидишь не чаще, чем – мог бы воскликнуть поэт – "черного лебедя". Если же, вопреки всем ожиданиям, плоды и завяжутся, то вырастут они сухими и сморщенными, безо всякого вкуса и запаха. От их невозможной горечи только зубы сводит.
Опасайся, мой драгоценный брат, попасть в это место, лишенное всякого комфорта, утешения и радости»[337].
Предающийся унынию автор письма похвалил только две вещи: красоту недавно расширенной церкви и изобилие рыбы. Но и тут нашел он повод для жалобы, заметив, что монахам надоедает есть одну и ту же пищу каждый день. (Поэтому две королевы, которые одна за другой останавливались в Тайнмутском монастыре в начале XIV века, не особо радовались, когда их мужья – сначала Эдуард I, а за ним и Эдуард II – заботливо посылали им в подарок рыбу. Роскошные щуки, лещи, угри и осетры вряд ли были приняты с той признательностью, на которую дарители рассчитывали.)[338]
Конечно, были монахи, приезжавшие в Тайнмут как раз ради трудностей. Если жизнь на ветреном утесе казалась им недостаточно суровой, то приорат мог предложить им прибрежные скиты, где братья были вольны подвергать себя дальнейшим испытаниям. В частности, остров Коке, расположенный в 20 милях вверх по побережью, давал великолепную возможность подражать жизни апостолов. Но жили в Тайнмуте и братья, которые превыше всего ценили гибкие правила обители, оставлявшие им больше свободы, чем те, что действовали в Сент-Олбансе. Аббат головного монастыря, представитель следующего за Джоном Вествиком поколения, однажды с тревогой узнал, что монахи превратили Тайнмутскую церковь в театр. Возмущенный, он запретил им устраивать для местных мирян представления в ознаменование праздника святого Кутберта[339].
То немногое, что известно нам о жизни Вествика в Тайнмуте, позволяет предположить: такая свобода была ему только на руку. Книг в монастырской библиотеке насчитывалось едва ли с дюжину – никакого сравнения с библиотекой Сент-Олбанса, – но Джон определенно нашел им применение. В одну из них – в список труда Беды «Церковная история народа англов», который был переплетен с еще несколькими, более краткими историями церкви, он вписал свое имя. Манускрипт открывается перечислением епископов Линдисфарна, написанным аккуратным шрифтом XII века (рис. 5.6). Сразу под ним, посредине первой страницы, Джон синими чернилами попробовал написать пару слов в старом стиле. Смелая, крупная заглавная «T» начинает фразу на латыни: "Trine de[us] da ne dicar tua gr[ati]a vane Joh[ann]es de Westwyk" («Триединый Боже, смилуйся надо мною: пусть не говорят обо мне лжи. Иоанн из Уэствика»). Имитация шрифта, который был в ходу 250 лет назад, поначалу удавалась ему неплохо, но к концу строчки Джон вернулся к своему обычному почерку, и его имя «Johannes de Westwyk» (Иоанн из Уэствика) вполне узнаваемо. Этой написанной ради развлечения и в то же время исполненной мольбы фразой Джон дает нам понять, что стал – или подозревал, что станет, – жертвой некой несправедливости
История Крымского ханства для обычного читателя и сегодня остается практически неизвестной. Когда и почему в Крыму поселились татары, какие отношения связывали это государство с соседями, далекими и близкими: Речью Посполитой, Московским царством, Османской империей, Казанским и Астраханским ханствами? Но наибольший интерес для украинского читателя представляет история отношений Крымского ханства с Украиной, недаром крымских татар и казаков называли заклятыми друзьями и закадычными врагами. Об этих непростых отношениях, об истории, экономике и культуре Крымского ханства подробно рассказывается в нашей книге.
В 2016 году Центральный архив ФСБ, Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный военный архив разрешили (!) российско-американской журналистке Л. Паршиной и французскому журналисту Ж.-К. Бризару ознакомиться с секретными материалами. Авторы, основываясь на документах и воспоминаниях свидетелей и проведя во главе с французским судмедэкспертом Филиппом Шарлье (исследовал останки Жанны Д’Арк, идентифицировал череп Генриха IV и т. п.) официальную экспертизу зубов Гитлера, сделали научное историческое открытие, которое зафиксировано и признано международным научным сообществом. О том, как, где и когда умер Гитлер, читайте в книге! Книга «Смерть Гитлера» издана уже в 37 странах мира.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.
Книга Рипеллино – это не путеводитель, но эссе-поэма, посвященная великому и прекрасному городу. Вместе с автором мы блуждаем по мрачным лабиринтам Праги и по страницам книг чешскоязычных и немецкоязычных писателей и поэтов, заглядывая в дома пражского гетто и Златой улички, в кабачки и пивные, в любимые злачные места Ярослава Гашека. Мы встречаем на ее улицах персонажей произведений Аполлинера и Витезслава Незвала, саламандр Карела Чапека, придворных алхимиков и астрологов времен Рудольфа II, святых Карлова моста.