Светлые века. Путешествие в мир средневековой науки - [59]

.

Астролябия аз-Заркали была универсальной, поскольку – в отличие от обычных астролябий – ею можно было пользоваться на любой широте. На ее тарелку наносилась как экваториальная, так и эклиптическая координатная сетка, что позволяло переводить данные из одной системы координат в другую. Несмотря на такую гибкость, «сафея» не сравнялась в популярности с обычной планисферной астролябией. Она казалась слишком сложной большинству пользователей и мастеров – но не Ричарду Уоллингфордскому, который позаимствовал технические решения аз-Заркали, конструируя свой альбион. Рассчитывая, что читать его будут люди высокообразованные, он не потрудился подробно охарактеризовать эту часть своего прибора. «Любой желающий изучить искусство создания сафеи легко может это сделать, – бросает он мимоходом, – так что не вижу смысла тратить время на описание подобных вещей». Что же касается ее применения, небрежно замечает Ричард, «сафее посвящен отдельный трактат»[300].

А вот Джон Вествик не считал механизм действия сафеи не требующим объяснений. Демонстрируя ту же готовность помочь ближнему, что побудила его довершить чертеж ректангулуса, он попытался заполнить оставленный Ричардом пробел. На пустой странице в конце трактата «Об альбионе» он объясняет принцип работы прибора простой, но понятной латынью. "Quantum ad sapheam" («что касается сафеи»), начинает он и выделяет большую заглавную «Q» красными чернилами; хвостик ее прихотливо вьется по полям на восемь строк вниз. Далее он описывает разметку тарелки сафеи, встроенной в альбион, замечая, что ее внешний круг представляет собой меридиан (в отличие от обычной астролябии, где меридиан – это вертикальная прямая линия в центре), и уточняя, что две точки равноденствий, расположенные в Овне и Весах, в проекции Арзахеля занимают одно и то же место в центре. Затем, начав с очередной затейливой «Q», он так же подробно описывает и астролябию и отмечает различия между обычной тарелкой астролябии и той, что использована в альбионе. Некоторые из них очевидны: в альбионе, например, круг зодиака выгравирован прямо на тарелке, а в обычной астролябии он находится на фигурной решетке. Другие усовершенствования не столь бросаются в глаза. «Заметьте, – восторгается Джон, – названия знаков зодиака написаны так, что каждый знак начинается там, где кончается его имя, и насколько теперь удобнее их читать»[301].

Безусловно, альбион представлял собой нечто большее, чем просто усовершенствованная астролябия или сафея. Он был задуман, как объяснял сам Ричард Уоллингфордский, в качестве некоего геометрического справочника, планетного вычислителя. Его движущиеся части можно было запрограммировать: нанести на них алгоритмы, и, будучи выставлены в верную позицию, они способны были облегчить решение сотен астрономических задач. То есть, несмотря на то что по внешнему виду альбион напоминал астролябию и, как подчеркивал Вествик, астролябия могла даже входить в число его медных дисков, на этом сходство альбиона и астролябии заканчивалось. В отличие от астролябии, которая воспроизводит движение небосвода на плоском диске наглядным и интуитивно понятным способом, альбион представляет собой крайне сложный механический калькулятор. Ричард не стал множить диски, представляющие путь каждой из планет по небу; вместо этого он нанес на инструмент шкалы, описывающие абстрактные слагающие их движения, просчитанные и уточненные Птолемеем и его последователями. Повернуть пластинки в нужное положение и протянуть через них шнур было не сложнее, чем отыскать нужное число в справочной таблице и подставить его в свои вычисления. Овладев 70 с лишним шкалами альбиона, можно было вычислять положение и скорость планет, время затмений и сближения светил – да практически все, что нужно астроному.

Альбион с его не идеально круглыми, нестандартными, порой даже спиралевидными шкалами представлял собой сложный для понимания инструмент. Описания, сделанные Ричардом, мало помогали делу. Заметно, с каким трудом продирается Джон Вествик сквозь объяснения автора, застревая на каждой странице трактата. Дело в том, что Джон не копировал его слово в слово: он компилировал оригинальный текст и его обновленную версию, написанную францисканским монахом из Оксфорда по имени Саймон Танстед. Вествик поставил перед собой непростую задачу. Читая, он постоянно сопоставлял оба текста с медным альбионом, который держал в руках. На первой странице рукописи он оговаривает свою дидактическую задачу:

«Магистр Ричард, аббат монастыря Сент-Олбанс, сочинил эту книгу, в которой описывает, как задумал и сделал этот удивительный инструмент под названием "альбион". Позднее некто Саймон Танстед, профессор священной теологии, поменял кое-что не только в тексте, но и в самом инструменте, как могут заметить читатели этой книги. Помимо этого, он еще и кое-что добавил»[302].

Сделать книгу «понятной читателю» для добросовестного Вествика значило осветить все расхождения между двумя версиями текста и прибора. Иногда все, что от него требовалось, – это подчеркнуть вставленный пассаж. Так он поступает, например, там, где Ричард пишет, что исчисление года начинается с 1 марта – по обычаю астрономов, которым было удобно помещать февраль с его лишним днем в конце календаря. Танстед с этим был не согласен и настаивал, что в качестве исходных лучше использовать данные, рассчитанные для января. Он, скорее всего, опирался на более поздние «Альфонсовы таблицы», составленные астрономами короля Альфонсо Кастильского и попавшие в Оксфорд из Парижа уже после того, как был написан «Трактат об альбионе».