Светлые поляны - [79]

О многом порассказал Астахов Витьке за дорогу. Как тонули в пинских болотах. Как пробирались по минным полям Восточной Пруссии. Как под самым городом Штеттином шли по разбитому автобану со скоростью сто двадцать километров в час — меньше было нельзя, на меньшей скорости от тряски могли детонировать заряды в кузовах. Что такое разбитый автобан, Витька еще смог себе представить, наверное, вроде вот этой дороги, что ползет сейчас под колеса, а сто двадцать километров никак — с такой скоростью не ездила в районе ни одна машина, даже легковая. А на спидометре их «мериканки» стрелка не перешла даже за цифру — «20».

Когда начало покрываться изморосью ветровое стекло, Астахов дал Витьке завернутую во фланель соль и попросил протирать уголок, чтобы было хоть немного видно грейдер.

На полпути их застал дождь. Мерзлый солонец ослиз, колеса заскользили, будто машина попала на ледянку. Солонец для машин страшен даже после маленького дождичка, тогда о нем говорят, что он и пыль не замочил, а тут настоящий дождь да после примороза. Солонцовая дорога стала похожа на облитое прованским маслом яйцо: машину заносило то вправо, то влево, то ставило поперек полотна и тянуло к залитому черной водой кювету.

— Держи чистым стекло! — закричал Астахов, немыслимым образом выбираясь с края грейдера на середину. Руки его, тощие, с синими набрякшими жилами, вцепились в рубчатую рулевую баранку, все тело как-то сразу напружилось, затвердело, спокойный, даже немножко равнодушный ко всему происходящему, взгляд сменился острым; резкими и отрывистыми стали слова, будто он вновь вступил в командование ротой, выведя ее на огневой рубеж. Сатиновая рубаха от пота вмиг потемнела, от тела пошел пар.

Хлестал косой дождь. На ветровом стекле от него оставалась фиолетовая пленка, словно стекло поливало не водой, а соляркой.

Впереди замельтешила фарами встречная «почтовка» — так, мол, и так, мой груз важней, чем твой, попрошу выйти из колеи. А что значит выйти из колеи на солонце, каждому шоферу известно. И в колее машина ходит, как будто в масляном желобе, а без высокого осередка враз сползет на обочину, в заполненные черной жижей колдобины, которым нет конца и края.

Вышел из колеи Астахов. «Почтовка» мимо прошла осторожно, воровато, будто понимала, какую цену она запросила со встречной за свое благополучие — со склизкого края вновь войти в колею почти невозможная задача для машины и с ведущим передком, а для такой развалины, какой была мазеинская «мериканка», и совсем невыполнимое дело.

Астахов дал задний ход. Он еще где-то там, позади, отметил глазом неприметный вход и сейчас, не глядя, повел машину по самой кромке грейдера, понемногу выправляя колеса, которые отыскивали в скользком месиве отмеченную метким шоферским взглядом слабинку.

Машина двигалась назад, а Астахов смотрел вперед. Сидел он в низкой кабинке, согнувшись, до предела напружившись, словно ждал сильного удара и хотел непременно уцелеть.

Витька уже видел, что он повис над самым кюветом, слышал, как из накренившегося кузова в воду течет струйка зерна. Вот-вот «мериканка» кувырком полетит с высокого полотна. И как она еще держалась, Витька не мог понять. Он смотрел на руки Астахова, намертво вцепившиеся в эбонит рулевого колеса.

Наконец колеса отыскали вход, медленно машина вползла в колею. Астахов поставил в нейтральное положение рычаг скоростей, выключил дальний свет и несколько секунд сидел неподвижно, словно никак не мог раскрепостить свое напрягшееся до предела тело. Но вот плечи его обмякли, пальцы разжались.

— Я что, какой я водитель против твоего отца, — тихо сказал Астахов. — Иван под Сталинградом… на Волге… с минами, с грузом мин, через полуразбитую переправу проскочил… То ли с помощью воздуха, то ли с помощью нечистой силы…

Одной рукой он достал папиросу и той же рукой прикурил. Расслабленные руки его стали какими-то маленькими, не больше Витькиных.

Перед станцией, когда уже с грейдера были видны приходящие составы, начиналось самое трудное место, прозванное шоферами коротко, но точно — «тещин язык». Дорога здесь шла по чернозему, и колесами он был так разбит, что видавшие виды смельчаки на сильных машинах не решались сюда соваться в вечернее время да еще в ненастье. Осередок настолько высок, что усаживает на «дифер» машину, и тогда уже не помогут ни сильный мотор, ни ведущий передний мост, ни цепи на колесах. Колеи постоянно заполнены мутной кашицей, тягучей, словно колесная мазь, и узнать, какова глубина колдобин, невозможно. А без этого трудно сориентироваться шоферу — брать ли ухаб с разгону или входить осторожно, на первой скорости. При разгоне есть надежда проскочить по инерции высокий осередок. У медленного вхождения тоже свое преимущество — остается возможность сдать назад, подкопнуть, коль услышишь, что «дифер» цепляется за землю.

Вот и сейчас свет фар выхватил из темноты несколько застрявших машин. Около них никого не было, видимо, шоферы смирились с участью, легли в кабинах спать, оставив все надежды на случайный утренний трактор. Хоть тракторов и не густо здесь в уборочную бегает, но случайно бывают: то горючее с нефтебазы везут, то запчасти к комбайнам, то какого важного начальника к поезду.