Светлые поляны - [4]

— А ну его к чемеру, этот керосин! — разорялась на всю деревню Катерина Шамина. — Если я тебя, Настена, пообидела чем в очереди… Хошь, бери всю мою четверть! На кой ляд нам с Кондратом керосин! Без керосина мы детей знашь сколь настряпам — у Ефросиньи Петровны парт в школе не хватит! Бери, Настенка, четверть и жги на здоровье. Да чего ж мы, люди или нелюди?!

В тишине посидеть за столом удалось всего несколько минут. Шумно ввалились Катерина Шамина и ее муж, Кондрат. Их никто не приглашал, но разве для такого случая требовалось приглашение. Весть о том, что «ишо один солдатушко возвернулся из смертыньки», быстро облетела всю деревню, и к дому Черемухи потянулись бывшие фронтовики на разговор.

Забежал и Иван Мазеин вроде бы как пригласить фронтового товарища к себе в гости. Но бабушка быстро осадила его:

— Дак ты че, Иван, не по-людски приперся… Гость гостюет, а ты манок в зубы?!.

— Так и я это самое, — растерялся Мазеин, — как бы сказать-выразиться, не супротив, если и он не против…

— Вот и двигайся к столу, а не подпирай притолоку.

Иван словно этого и ждал — жил он по-прежнему в сараюшке-развалюшке. И годков вроде несколько прошло со дня окончания войны, а деньги не копились на новострой. Правда, лесу колхоз выделил из своих запасов, но ведь, кроме лесин, к дому многое надобно — и кирпич, и железо. Одна оконная выделка чего стоит! Время шло, лес гнил, а Иван все обещал своей жене: «На лето обязательно оснуем дом. Тебе какой боле нравится: пятистенок или на две половины?»

— И ты, Кондрат, подвигайся, не дави порог!

Кондрат выглянул в сенцы и вернулся с четвертью в руках.

— Керосин? — обрадованно спросил Витька — так ему трудно давался этот товар.

— Керосин, — ответил Кондрат под общий смех, ставя бутыль на стол.

Самогонку разлили по стаканам.

— За Ивана! — коротко сказал Мазеин, поднимаясь за столом.

Бабушка и рюмки-то не выпила, а уже заплакала и ушла на кухню. Там к ней подсела заглянувшая на встречины бывшего фронтовика соседка Домна Прокентьевна, бессловесная, будто немая. После смерти мужа, конюха Ажарнова, Домна Прокентьевна словно речи лишилась. А была первой говоруньей на селе.

«Домнушка, иди попотчуйся», — отправляла ее к столу бабушка, но Домна Прокентьевна, согласно кивая головой, оставалась на лавке. Так она беззвучно и просидела весь вечер, а под конец ушла тихо, незаметно, словно была не человеком, а тенью.

Заглянул и Макар Блин.

— Иду, вижу — огонек. Дай, думаю, заверну — не зря люди «десятилинейку» зажгли. Оно и точно — будем знакомы, председатель местного колхоза «Страна Советов» Блин Макар, по батюшке — Дмитрич.

— Астахов Семен Никитич.

Бабушка поставила новую стопку. Прошлись по второй. После нее председатель как бы невзначай завел разговор о колхозных делах. Не без надежды завел: а вдруг проезжему в Черемховке поглянется. Еще днем выспросил у Мазеина все данные: офицер запаса. Как будто одинокий. Всю семью порушили немцы. Возвращается так, к родному месту. На фронте автомобильной ротой командовал.

— У нас, конешно дело, на автороту машинок не наскребется, — вел разговор голова, — но не обижены. Мазеинская «мериканка» на полном ходу-здравии. Трофейный «студебеккер» в ремонте. К лету обещал первый партийный секретарь новый «зисок» из каких-то особых фондов выделить, за плату, конешно дело… Так что гаражик подсобирывается. А толкового автомобильно-машинного хозяина пока не вижу. Мазеин в шоферском деле мастак, но к винцу слабину имеет. Так я сужу, Иван? Если че неверно, выправляй — мы не за красным сукном сидим, можем вдоль и поперек резать.

— Бывает, — согласился Мазеин. — До двадцати семи лет не пил, а вот сейчас наверстываю упущенное.

— Вот я о чем и толкую. Катерину тоже не назначишь…

— Это почему же? — спросила Катерина.

— Неоформленности в характере много, хоть и имеет шоферские права.

— Это как же понимать, Макар Дмитрич? — затаила в уголках губ Катерина смешинку.

— Когда отводила «студебеккер» в ремонт, как назвала встретившегося тебе районного автоинспектора?

— Бабой, а что?

— Вот он сейчас и будет наши машинки подлавливать у шлагбаума. Обиделся шибко.

— Я же не обижаюсь, если меня мужиком называют.

— То ты, а то автоинспектор.

— А если он действительно баба, то как я его могла еще назвать?

— Пусть «баба», но он же в штанах. И при исполнении служебных обязанностей.

— Да если с него штаны снять, то и «служебные обязанности» автоматически снимутся, — не полезла за словом в карман Катерина.

Грохнул смех. А Макар Блин подвел успех Катерины под свою черту:

— О чем я и толкую.

Еще раз выпили.

От глаза председателя не ушло, что Астахов скромно ведет себя с рюмкой. Чуть помазал губы и отставил в сторонку, будто она ему мешала. Тут и повел наступление голова. А какова наша природа? По душе ли селяне? Есть ли думка о женитьбе? Невестами тут у нас пруд пруди. Так наседал председатель на бывшего фронтовика, что тот взмок от ответов и через минуту бы сдался. Но на помощь Астахову пришла бабушка.

— Макарушка, да че ж ты на человека насел, словно воробей на подсолнух?

— И то верно, — согласился Макар Блин. — Виноват, Марфа Демьяновна, виноват. Дурной у меня характер. Вот сидит передо мной человек, а мне нет чтобы по-человечески выпить с ним да поговорить за жизнь, так нет, думаю-кумекаю, как бы его приспособить к артельному хозяйству. Я ведь сны какие вижу, Марфа Демьяновна?