Светлые города (Лирическая повесть) - [13]

— Простите, Зинаида Викторовна, но отец толковый человек. Он знает, что это такое — работа географа. Я с ним советовалась, когда поступала на географический. Он просто от меня поотвык. Вот и все дело. А сосиски где? Сейчас съем сосиски папины. Яичницу папину. Потом этот стол. Эту чашку. И эту салфетку. Вот я какая голодная!

Вика была выше Зины на целую голову. Кроме того, — и Петр Ильич отметил это не без некоторого удовольствия, — его дочь производила впечатление сильного и уверенного в себе человека. Ее уверенность была такова, что она ни в малейшей мере не была озабочена тем, что именно о ней подумают другие. Все вокруг как будто было поставлено на службу ей.

Отставив мизинец, отхлебывая с ложечки остывший кофе, Вирлас подробно рассказывала, какое приглядела платье для Вики. Вика сосредоточенно рассматривала ее, и трудно было понять, глядит ли она на Вирлас потому, что ей интересно слушать о платье, или просто из вежливой благодарности.

— Ты любишь красивые платья? — без обиняков и желая смутить ее, спросил Петр Ильич.

— Еще бы! У меня очень сильно развито эстетическое чувство. Например, до того, как я перешла на второй курс, я никогда не дружила с девочками, у которых нога больше тридцать пятого номера. Кстати, Зинаида Викторовна, дайте мне, пожалуйста, зеркало. Спасибо. (Она повернулась в профиль, притворяясь, что очень внимательно разглядывает себя.) Благодарю. Так вот, раньше я никогда не дружила с девочками длинней тридцать пятого номера. А теперь… Что делать, что делать! Возраст. Сдаемся с возрастом.

Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Вздохнув, она продолжала жевать сосиски.

Первым расхохотался Петр Ильич. За ним — Вир-лас. Она глядела на Вику с удивленным восхищением. Чего бы она не дала, чего бы не сделала, чтобы, оставшись наедине с отцом, эта бровастая, сильная девушка сказала ему: «А она славная, эта твоя сотрудница». (О том, чтобы Вика сказала: «Как она хороша!» — Вирлас не смела и мечтать. Возраст лишил ее умения мечтать бесплодно. За каждой мечтой человека, перевалившего за тридцать, стоит хоть малая реальность сказки.)

«Когда мы останемся вдвоем, она задаст-таки тебе на орехи! Обязательно спросит: Папа, она сумасшедшая?» — злорадно думал Петр Ильич.

— Сейчас я тебя провожу в гостиницу, ты отдохнешь, Вика… А мы с Зинаидой Викторовной съездим на завод.

— Какой такой завод? — спросила она, приподняв брови. — Ты же писал, что в отпуске!

— Да, да… Вот в том-то и дело, — вмешалась Зина. — Ваш папа выбрал Таллин для отпуска из-за гроттита… А сам — до того утомлен, до того утомлен…

И вдруг, взглянув на Петра Ильича, она осеклась… Вспомнила, что он убеждал и убедил дочь приехать в Таллин, чтобы провести с ней отпуск именно здесь, в одном из красивейших городов мира. Убеждал и убедил ее, пловчиху, спортсменку, что Балтийское море у берегов Таллина нисколько не хуже, чем Черное или, скажем, Азовское… Не для себя, а для нее он выбрал Таллин. Ради тех радостей, которые может доставить ей.

И вдруг она, Зина, проговорилась, что в Таллине есть какой-то гроттит… Значит, выходит, он совместил гроттит и Вику?! Не нашел двух месяцев за два года, чтоб полностью отдать их дочери?

Зина не смела поднять от скатерти глаз, чтоб не встретиться взглядом с сердитыми глазами Петра Ильича.

— Зинаида Викторовна, а что это такое — гроттит?

— Видите ли… Наша мастерская приступает к проектам городов Заполярья… Городов с искусственным климатом… — принялась, заикаясь, объяснять Зина. — И вот Петр Ильич надеется, что гроттит… А изобретатель гроттита — инженер Гроттэ… Одним словом, этот завод в Эстонии. В Таллине. (Голос Зины упал. Она поняла, что выдала Петра Ильича, и продолжала, бедняга, сама не слыша, что говорит.) Видите ли, Вика… Первое для нас — это материал. Нельзя проектировать, не ориентируясь твердо на выбранный или заданный материал. Стало быть, надо добыть, найти этот материал. Быть уверенным в материале…

— Ну еще бы! — ответила Вика, подняв на нее смеющиеся глаза.

Выйдя из кафе, Зина вырвалась вперед и побежала к стоянке такси — занимать очередь.

— Папа, — задумчиво сказала Вика, когда они остались вдвоем, — а она недурна… Она совсем недурна…

— Я рад, что Зинаида Викторовна тебе понравилась. Она отличный человек.

— Папа, — сердито сказала Вика, — ты передо мной не обязан отчитываться. Не нравится? Совсем?.. Ну что ж. Не подставлять же свою голову под топор.

— Вика!

— Бедняга она, бедняга! Ходит прямо с содранной кожей. Таких, наверно, не часто любят.

— Вика, как ты можешь так говорить о женщине? О человеке? Ведь это унижает ее.

— Ладно, ладно. Я выпущу стенгазету, вывешу ее у нас в номере, назову ее: «Добряки». И ты у меня появишься на первой полосе. Фотография и подпись: «Он ей сострадал». Ой! Голуби! Гляди: клю-ют. Как жалко, что я не захватила с собой хлеба!..

• Глава пятая •

В захламленном углу заводского двора, разговаривая с кем-то, стоял высокий, широкий в плечах человек. Его спина выражала раздражение.

— Бенжамен Гугович! — тихо позвала Зина.

Он быстро и энергично повернулся на ее оклик.

Так вот он какой, этот инженер Гроттэ!..

Светлые волосы, стриженные ежиком. Рост гиганта. Сутулые плечи, странно, наотмашь скошенные книзу. Мягкая медвежья неуклюжесть большого плотного тела.