Светлое будущее - [34]
Речь Безымянного сначала произвела на меня удручающее впечатление. Но я человек добрый. Долго не могу ни на кого злиться. Потом я почувствовал, что суждения Безымянного явно дилетантские. И мне стало даже весело.
— Вы о марксизме судите несколько поверхностно, — сказал я. — Чтобы по достоинству оценить его понятия и принципы, надо все-таки быть профессионалом...
— Понимаю, — сказал Безымянный. — Извините, если я вас обидел. Я, конечно, дилетант. Но если вы не возражаете, я поясню свою мысль. Может быть, вам как профессионалу сгодятся мои дилетантские соображения. Я утверждаю, что, не поняв важности пустяков, нельзя понять реальную (а не идеологическую, не пропаганди-стскую) суть нашего общества. Возьмите любую жизненно важную ниточку (и естественно, пустяковую с точки зрения вашей высокой теории), потяните за нее, и вы вытянете одно и то же... Возьмите очереди, летний отдых, квартиры, билеты в театры и на концерты, книги, поездки за границу, продукты питания, доброкачественные вещи... Я уж не говорю о серьезной медицинской или уголовной ситуации, в которой может оказаться всякий. Или об издании книг, о степенях и званиях... О поступлении в институты... В общем, возьмите любую реальность, а не ваши эти безличные производительные силы, надстройки и прочую галиматью (надо быть хорошо образованным идиотом в духе нашего века, чтобы принимать это всерьез!). В каком-то журнале (не помню) напечатали недавно очерк о парне, которого ни за что засудили на пятнадцать лет. Какова же реальность, если уж даже в официальном журнале на это пошли. А ведь в этом очерке все приглажено, самые главные ужасы отпущены. Восемь лет парень отсидел. И Верховный суд не помог. Только случай его спас. А сколько таких парней сидит, и случай им никак не улыбается! Пустяк? Такой ли уж это пустяк? А помните, разоблачили в свое время настоящую банду, в которой участвовали сынки министров? Чем кончилось? Отделались условным осуждением на год. Их даже в милицию не забирали. Пустяк? В чем дело? Дело в том, что первый парень находился на низшей ступени социальной лестницы. И не имеет никакой юридической защиты. А сынки министров... Ясно? Конечно ясно. Очевидно. До ужаса очевидно. Только почему же это не учитывается в вашей науке? А ведь вывод напрашивается сам собой: только повышая свой социальный уровень, ты повышаешь степень уголовной защищенности себя и своих близких. И никак иначе. А это — неправовое общество. И реально живущие люди эту азбучную истину знают с пеленок (в отличие от теоретиков, которые много лет учатся для того, чтобы ничего этого не заметить). Возьмите очереди. Раз постоять — пустяк. Сто раз — пустяк. А если изо дня в день, из года в год? Везде и всюду? Есть от чего прийти в отчаяние. А выход? Выбираться в такую ситуацию, когда нет очередей. Закрытый распределитель, специальные магазины, доставка на дом. Знакомства. Связи. А для этого надо положение занять. А для этого... Вы вроде бы на юг собираетесь? Позвольте узнать, где путевочку достали? То-то! И билеты по брони этой почтенной организации? Ну конечно. А я вот никак не могу, хотя хочу. И деньги вроде бы есть — подработал. Ан нет!.. Да что об этом говорить. Вы же не маленький. Должны же хоть что-то понимать. Идет всеобщая ожесточенная борьба за привилегии. И побеждает в ней более гнусная тварь. И воспитывается эта тварь с расчетом на эту борьбу. Общий итог — в массовых масштабах воспроизводится определенный тип социального индивида, определенный человеческий материал, служащий основой всего нашего образа жизни. Все остальное (и экономика, и политика, и мораль, и искусство, и все прочее) производно от этого. Если уж вам нравится словечко «базис», так вот это и есть базис всей нашей жизни. Даже грандиозные репрессии эпохи Сталина (кстати, они и сейчас не прекратились) выросли отсюда. Если вы — ученый, вот это и обобщайте. И теорию придумайте. Только по правилам науки, а не идеологии.Я начал что-то лепетать об исторических трудностях,о преходящем характере недостатков, о метро, о детских садах, о жертвах во имя грядущего.
— Стоп, — сказал Безымянный. — Вы затронули самый глубокий вопрос, не подозревая того, — вопрос нравственности, т. е. основы основ цивилизации. Если вы даже на самом деле построите Светлое Здание Коммунистического общества наподобие земного рая, я его не приемлю, поскольку оно строится на крови жертв, на лжи и насилии. Я в такое здание не войду из элементарной порядочности. Предпочту остаться с жертвами. Жертве прощаются все грехи. Быть жертвой — значит начать становиться человеком.
— Это религия, а не мораль, — говорю я.
— Это не религия, — говорит Безымянный, — а религиозное, т. е. нравственное сознание. Это нечто иное. А если уж вам так хочется наклеить этикетку, валяйте. Мне все равно. Пусть религия. Я знаю твердо одно: все звериное — от природы, от естественности; все человеческое — от Бога, т. е. придумано и изобретено.
ТОСТ
— Дядя Антон, — спросил Сашка, — а за что вас посадили? Ни за что, как всех?
— За дело, как всех или почти всех. За стихотворение по поводу сталинского тоста.
Эту книгу с полным правом можно назвать введением в теорию современного западного общества (ее развитием стали труды «Глобальный человейник», «На пути к сверхобществу», «Логическая социология»). Исследование представляет собой применение разработанной автором книги логики и методологии социальной науки к исследованию феномена, который он характеризует как западнизм. Этим термином А.А. Зиновьев (1922–2006) обозначает не совокупность определенных стран, которые принято называть западными, а тот социальный строй, который сложился в них во второй половине ХХ века.
Александр Зиновьев - ученый, мыслитель, художник, поэт, автор пророческих "Зияющих высот", впервые опубликованных в Швейцарии в 1976 году. Этот "социологический", по словам писателя, роман, хлестко и беспощадно обличающий пороки советского общества, принес ему ошеломляющую, сенсационную известность. Яркая, искренняя, совершенно "особенная" книга, соединившая в себе и научный трактат, и незаурядное литературное произведение, почти сразу была переведена более чем на двадцать иностранных языков.
В книге рассматривается превращение общества «западоидов» (термин Зиновьева) в один глобальный «человейник». Как изменится жизнь людей, их жизненные установки, их взаимоотношения друг с другом и окружающим миром.Книга о будущем, в которой в первую очередь говорится не об изменении технического аспекта, а о изменении аспекта социального.
В книге выдающегося русского ученого, мыслителя А.А. Зиновьева (1922–2006) дано систематизированное изложение методологических и логических основ его социологической теории. В работе формулируются категории и принципы разработанной им методологии, обеспечивающей научную достоверность и логическую строгость социологических исследований, вводятся базовые понятия его социологии, выявляются законы функционирования и развития социальных объектов и социальных систем. На этой основе строятся теории двух реально возникших в современной истории направлений, типов эволюции человечества – теория коммунизма и теория западнизма.
Зиновьев Александр Александрович — известный русский литератор и философ, в недавнем прошлом диссидент, многие годы проживший на Западе, издавший там ряд книг, в которых подверг жесткой критике советский режим: «Зияющие высоты», «Коммунизм как реальность», «Кризис коммунизма», «Русская судьба», «Русский эксперимент». Там же в 70-е годы вышла и его книга о Сталине. Где автор повествует о своем, личном «сложном отношении» к великому вождю. Кратко ее содержание и смысл можно определить как «любовь-ненависть».
Мы публикуем полную расшифровку лекции философа, логика, социального мыслителя, профессора МГУ Александра Зиновьева, прочитанной 16 сентября 2005 года в клубе "Улица ОГИ" в рамках проекта “Публичные лекции “Полит.ру”.Александр Александрович Зиновьев – один из крупнейших отечественных мыслителей ХХ века, автор социальных бестселлеров "Зияющие высоты", "Homo Soveticus". Александр Зиновьев родился в 1922 году в Костромской области в многодетной крестьянской семье. В 1939 году поступил в московский Институт философии, литературы и истории.
Время действия – девяностые годы, место действия – садово-дачное товарищество. Повесть о детях и их родителях, о дружбе и ненависти. О поступках, за которые приходится платить. Мир детства и мир взрослых обладают силой притяжения, как планеты. И как планеты, никогда не соприкасаются орбитами. Но иногда это случается, и тогда рушатся миры, гаснут чьи-то солнца, рассыпаются в осколки детское безграничное доверие, детская святая искренность и бескорыстная, беспредельная любовь. Для обложки использован фрагмент бесплатных обоев на рабочий стол.
Сапагины и Глинские дружили, что называется, домами. На праздники традиционно обменивались подарками. В гости ходили по очереди. В этот раз была очередь Глинских. Принимающая сторона искренне радовалась, представляя восторг друзей, которых ждал царский подарок – итальянская кофемашина «Лавацца». О том, как будут радоваться сами, они не представляли…
Нет у неё больше подруг и не будет. Можно ли считать подругой ту, которая на твоих глазах строит глазки твоему парню? Собственно, он уже не твой, он уже её, а ты улыбаешься и делаешь вид, что тебе безразлично, потому что – не плакать же при всех…В повести нет эротических сцен, она не совсем о любви, скорее – о нелюбви, которая – как наказание, карма, судьба, спорить бесполезно, бороться не получается. Сможет ли Тася разомкнуть безжалостный круг одиночества, сможет ли вырваться… Кто скажет ей слова любви?
Друзья детства ― двое мальчишек и девчонка-оторва давно выросли и разбежались, у каждого из них теперь своя жизнь, но кое-что по-прежнему связывало всех троих…
Что делать, если старая жизнь разрушена? Что делать, если положиться больше не на кого? Что делать, если нет ни денег, ни дома, ни работы? Конечно же, бежать на море! Так решает бывшая секретарша Светлана и не ошибается. На морском берегу она найдет близких друзей, новую интересную работу, а главное, себя. Чем же закончится это путешествие?
Проза Евгения Алехина заставляет нас думать о себе в другом свете. Мы все – трудные подростки, щенки из коробки, стоящей у метро… Но мы всегда узнаем друг друга по почерку и интонации. В том числе в пространстве литературы.