Свет жизни - [5]

Старик миновал весь город и вышел на гладкий асфальтированный тракт. То место, где стояла его родная деревня, он не мог теперь обнаружить. Только печные углы из избы отца, может, лежат где-нибудь под фундаментом незнакомого дома. Аким воротился обратно в город, свернул в боковую улицу и вошел в попутный сад на площадь. Там он сел у фонтана и опомнился. У фонтана было прохладно, тихо, пахло дорогими посаженными цветами. Новые, сытые дети играли в горке песка за фонтаном; их сторожила молодая женщина с задумчивым лицом, одетая в белое платье с цветами; она ходила вокруг детей, занятых между собою, читала книжку, а иногда что-то говорила детям, наверно, делала им наставления.

Старый Аким подошел к задумчивой молодой женщине и спросил ее, полагая, что, может быть, он обознался, заблудился и пришел не на родину, а в чужое место:

-- А вы не знаете, что тут раньше находилось, когда города не было?

-- Знаю, -- улыбнулась женщина ему в ответ. -- Здесь были поля, леса, соломенные деревушки, а в них жили печальные, бедные люди.

-- Верно, -- согласился старик Аким и отошел от красивой молодой женщины.

Он вспомнил рожь и деревья, которые росли здесь в его детстве, сияющие летние дни, волнение зноя и трепетание теней древесных листьев на траве. В природе и в мире все это было и исчезло, но в нем, в человеке, ничто не забудется, пока он жив. Старик, варивший себе ужин у деревянного сельского моста, и женщина-хромолыдка, которой Аким не успел принести в подарок шерстяной полушалок, давно отжили на свете, но они существуют в чувстве и памяти старого Акима как любимые и бессмертные.

-- А ну, пойди сюда! -- сказал Аким задумчивой женщине в белом платье с цветами.

Девушка молча и вежливо подошла.

-- Ты чья? -- спросил ее старик. -- Давно здесь живешь или пришлая?

-- Я родилась здесь, -- ответила девушка. -- Я дошкольница, в детском саду работаю, я Надя Иванушкина. А вы?

-- Я рабочего класса, а родился тут, только давно уже, в старинное время, когда тебя не было.

-- Меня не было, -- согласилась Надя Иванушкина. -- Я недавно живу: девятнадцать лет.

-- А я уж в твои годы стариком почти был: на шахтах давно работал, женился и сын у меня рос, а мальчишкой в тюрьме отсидел -- не в последний раз.

-- А ваш сын здесь живет? -- спросила Надя.

-- Нет, не живет, -- сказал Аким. -- Я пришел один... Ступай занимайся с детьми.

Надя еще постояла возле Акима в стеснении и неловкости, а затем отошла к малолетним детям.

Старому Акиму она не понравилась, поэтому он и подозвал ее к себе, но не стал обижать.

Прежние люди, умершие и старые, должны были жить печальными и бедными в нищих жилищах, чтобы эта Надя Иванушкина могла легко работать, быть красивой и задумчивой, одеваться в белое платье с цветами, жить в каменном доме и есть сытную пищу на обед и на ужин. Прежние люди не жалели себя -даром родились, даром померли. А эти -- ишь какую жизнь себе выдумали!

Старый Аким раздумался, загоревал, сморился и уснул; он сидел на скамье, склонив голову на руки, окруженный благоухающими цветами, обдуваемый прохладой фонтана, в тишине распустившегося всеми листьями сада.

В сумерках он проснулся. Детей у фонтана не было, их, наверное, развели по домам. Но Надя Иванушкина сидела теперь одна в отдалении от Акима. Старик поглядел на нее и опять закрыл глаза.

Надя по своей воле подошла к дремлющему старику.

-- Дедушка, -- сказала она, -- вы к кому приехали?

Аким открыл глаза на нее.

-- К тебе в гости, -- осерчал он.

-- Ну пойдемте, -- согласилась Надя Иванушкина.

Старик поднялся. "Все одно, -- подумал он, -- пойду погляжу".

Надя жила недалеко -- в чистой, убранной комнате. Она приветила старика и налила для него в тарелку супа с мясом.

-- Ешьте, -- пригласила она. -- Я уже обедала.

-- Замужняя? -- спросил Аким.

-- Нет еще. Одна живу, -- сказала Надя. -- Сейчас я вам второе подогрею.

-- Грей, -- сказал Аким. -- А где я спать буду, у тебя одна кровать?

-- На ней вы и будете спать, -- решила молодая хозяйка. -- А я на полу себе постелю. Я привычная, я на постройках работала, в общежитиях и в бараках жила, всего повидала.

Старик всмотрелся в эту девицу.

-- Ишь ты! -- произнес он.

Отобедавши, Аким сразу лег в мягкую постель на ночлег. Усталый и старый, он долго, однако, не мог уснуть -- привык маяться. Надя уже давно спала на узком ковре на полу, сжавшись по-детски под простыней.

Среди ночи старик захотел вдруг пить.

-- Хозяйка, дай пить! -- шумно сказал Аким.

Надя сейчас же поднялась, чуткая, как неспавшая, сходила в одной рубашке на кухню и принесла оттуда стакан воды, а потом опять легла.

Напившись, старик уснул и во сне стал плакать, точно в нем освободилась опечаленная, измученная за долгую жизнь душа. Он не видел сновидений и не чувствовал страданий, но ему становилось все легче и легче, сон поглощал его глубже, он отдыхал; Аким не знал, что он плачет.

На рассвете старик проснулся. У его изголовья сидела Надя и утирала ему слезы своей ладонью.

-- Успокойтесь, -- говорила она, -- вы давно плачете?

-- Не чувствую, -- сказал Аким.

-- Ну, теперь проснитесь и успокойтесь, -- попросила его молодая хозяйка и поцеловала Акима в лоб. -- Я понимаю.