Свет во тьме - [18]

Александр Николаевич в бессильной ярости смотрел, как ненавидящие его прихожане со злорадством наблюдают, как он безуспешно пытается разнять жену с любовницей. Применить физическую силу принародно он не мог, поэтому надеялся только на Льва Александровича, который несколько часов назад зачем-то пошел в кабинет старосты.

Еще не доходя до своего кабинета, Береникин почувствовал сильный запах перегара. Он распахнул дверь, и его подозрения подтвердились. Положив голову на стол и тяжело дыша, в комнате сидел ничего не понимающий помощник старосты, а по полу катались пустые бутылки. Однако, несмотря на такое сильное опьянение, Лев Александрович продолжал оставаться единственной надеждой Александра в сложившейся ситуации. Он быстро налил половину граненого стакана водки и поднес к носу своего помощника. Учуяв знакомый запах, тот немедленно пришел в себя. «Чего тебе, Сашка?», — спросил он. Староста в доступной форме обрисовал ситуацию. «Так это же форменное безобразие!»— возмутился Лев Александрович.

Залпом осушив стакан, он, нисколько не стесняясь своего вида, вышел на двор и немедленно подошел к все еще дерущимся женщинам. Исходящий от него мощный запах заставил их отпустить друг друга и в недоумении уставиться на того, от кого он исходил. «Светка, ты чего пьяная дерешься прямо у мужа на работе? — зычно крикнул он. — Сейчас в вытрезвитель сдам! А ты, Зойка? Ведь уволю!». Он говорил настолько уверенно, что женщины поверили, что и впрямь сделает. Поэтому мигом протрезвевшая Светлана, опустив голову, пошла домой, а Зоя отправилась на склад. После этого внимание помощника старосты привлекли прихожане. «А вы чего здесь расселись, вороны? — грозно спросил он. — А ну пошли вон, пока милицию не вызвал!».

«С этим лучше не спорить, — веско сказал Кувин. — Потому как таким пьяным иродам сейчас большая власть дадена. Он ведь отправит не в милицию, а прямо в застенки КГБ». После этого напуганные Лукой прихожанки быстро покинули соборный двор.

«Не знаю, как тебя и благодарить, Лев, — сказал Александр Николаевич. — Ведь все это специально подстроено, да так, что если бы не ты…». «Беги за коньяком», — веско сказал Лев Александрович. После этого он вернулся в кабинет старосты, выпил еще стакан водки, уронил голову на стол и тяжело захрапел.

1970 год подходил к концу. Уже два с половиной года архиепископ Феодор был управляющим Петровской епархией. В своей деятельности он руководствовался благими намерениями. Он желал повысить моральный облик священнослужителей, заменить членов церковных советов верующими людьми. Но на деле архиепископ Феодор выполнял то, что сам прозорливо обозначил в своей беседе с подполковником Петровым. Он увольнял и запрещал священнослужителей, посылал Патриарху представления на лишение сана, писал уполномоченному, в облисполком и райисполкомы, в Патриархию и Совет по делам религий многочисленные жалобы на членов исполнительных органов. В итоге же уволенные озлобившиеся священнослужители регистрировались властями в качестве членов исполнительных органов, а иногда и старост, и приносили приходам столько вреда, сколько не могли при всем желании принести обычные неверующие старосты.

Каждая жалоба на старост и членов исполнительных органов являлась дополнительным свидетельством в пользу их благонадежности: Льва Александровича, на которого архиепископ Феодор написал за два с половиной года в общей сложности сто двадцать три жалобы, даже наградили медалью «100 лет со дня рождения Ленина». Только при вручении предупредили, чтобы пьяный он ее не носил. «Зачем тогда было давать?» — обижался помощник старосты. Но пару раз все же пересилил себя и пришел в собор трезвый, чтобы подразнить архиерея. Патриархию же жутко раздражало, что управляющий Петровской епархией посылает в обход ее разные сумасшедшие жалобы в Совет по делам религий, причем по любому пустяковому поводу может написать десять страниц. Поэтому там он тоже был не в чести, и смотрели на него косо.

В свой борьбе «за Церковь», как он ее понимал, архиепископ Феодор попробовал опереться на актив «истинно верующих» прихожан во главе с Лукой Кувиным. Эти люди, действительно, глядели ему в рот. Они не пропускали ни одного богослужения, которое он совершал, восхищались, как Владыка служит, какие проповеди произносит, приходили к нему в епархиальное управление и по несколько часов сидели на приеме, так что не оставалось порой времени принять священнослужителей и прихожан, приехавших откуда-то из района по серьезному вопросу, и тем приходилось уезжать, так и не увидев архиерея.

Архиепископ Феодор жаловался Луке и трем активисткам этой организации «истинно верующих» — монахине Нимфодоре, Ларисе Крысовой и Зине Жабовой, как плохо ему живется в Петровской епархии, как сурово разговаривают с ним уполномоченный и подполковник Петров, как не уважают его члены исполнительных органов, как открыто игнорируют некоторые священнослужители, имеющие поддержку властей.

— Все это грешники, Владыко Святый, — веско говорил Лука Иванович, поглаживая бороду. — А вы — пастырь добрый, потому они вас и ненавидят. Но все истинно верующие и праведные люди, такие как мы, любят вас и почитают.