Свет во тьме - [16]

Далее он отмечает: «Ошибкой было бы, однако, считать что антирелигиозная пропаганда не заслуживает внимания. За её спиной стоят мощные и грозные силы, — и с этими силами нельзя не считаться, их нельзя отвергать».

У подполковника Петрова, тогда еще майора, взявшегося за ревностные поиски священника-отреченца, ничего не получилось. Он взялся за дело слишком рьяно, припугнул показавшегося ему подходящим кандидата на отречение пистолетом, а тот не только не отрекся, но от страха впал в кому, так как у него прыгнул сахар в крови. Все, конечно, замяли. Священнику в больнице объяснили, что у него были галлюцинации, психозы бывают иногда при диабете. Если он не хочет доживать в дурдоме, то пусть поскорее все забудет. А потом потихоньку создали обстановку для его перевода в другую епархию. А майору Петрову звание подполковника дали на три года позднее положенного по выслуге срока. С тех пор он работу стал проводить без большого давления.

Диссидентов среди священников Петровской епархии не было, поэтому, в основном, интерес для Петрова представляли баптисты, имевшие в области две общины. С православным духовенством он общался больше «для порядка». А после общения с отцом Георгием Грицуком и Львом Александровичем и вовсе старался держаться подальше от православных. Лев Александрович во время белой горячки постоянно писал ему жалобы на инопланетян, а отец Георгий обвинял в связях с мировым империализмом и сионизмом каждого, кто чем-либо ему не угодил. Полученные от них «информации» годились разве что для публикации в журнале «Крокодил», но это были люди, которые добросовестно и бескорыстно писали бумаги в КГБ на постоянной основе. Подполковник Петров сначала не знал только, что делать с сумасшедшими посланиями Льва Александровича, но однажды, после трех выпитых стаканов водки, его осенила грандиозная мысль. Своему начальству он объяснил, что помощник старосты кафедрального собора — его секретный агент, который пишет «информации» понятным лишь им двоим шифром. Точнее сказать, понятен этот «шифр» был только Петрову; Лев Александрович сам в своей алкоголической писанине ничего не понимал. Зато подполковник извлекал из нее все, что ему было нужно для безопасности социалистического Отечества. Но общение с этими двумя людьми отнимало столько времени и сил, да еще они постоянно уговаривали с ними выпить, что у Петрова уже просто не было желания искать себе дополнительных «агентов» среди православных, тем более, что он боялся найти такого же, как эти двое.

Архиереи были под пристальным наблюдением спецслужб. Петров уже получил подробную информацию об архиепископе Феодоре. «Нужно будет с ним встретиться», — подумал он.

Архиепископ Феодор взял трубку телефона, стоявшего на столе в его кабинете.

— Вас беспокоят из Комитета Государственной Безопасности, — раздалось в трубке. — Нам необходимо встретиться с вами.

— Где и когда? — спокойно спросил Владыка, который за годы жизни в одной квартире с сыном уже привык к подобному общению и иногда даже жалел, что его сын стал не офицером КГБ, а простым «стукачом».

— Я подойду к вам в епархиальное управление через полчаса, меня зовут подполковник Петров.

— А по имени-отчеству?

— Можете называть меня «товарищ подполковник».

— Хорошо, — сказал Владыка и невольно улыбнулся.

Через полчаса в его кабинете уже сидел суховатый, начинающий седеть человек, с ничем не примечательной внешностью, в неброском костюме, очках, в котором ничто не выдавало его принадлежности к грозному ведомству.

— Товарищ подполковник, как я понимаю? — спросил Владыка.

— Я пошутил, — ответил тот. — Зовите меня Николай Ильич.

— Чем я обязан вашему визиту, Николай Ильич?

— А вы сами не понимаете? Служебная рутина. Я, как и уполномоченный, обязан встретиться с новым православным архиереем. Хотите вы этого или нет, но мы все трое тесно связаны нашей работой. Уполномоченный может вас вызвать, а у меня работа связана с конспирацией. Было бы нонсенсом, если бы вы, даже без рясы пришли к нам в управление. На улице или конспиративной квартире вы привлекли бы слишком много ненужного внимания. Поэтому вполне естественно, что для ознакомительной встречи я пришел к вам.

— Понимаю.

— Насколько мне известно, все попытки заставить вас дать подписку о сотрудничестве были безрезультатны, чего нельзя сказать о вашем сыне и его жене?

— Да, мне неприятно об этом думать. Лучше бы мой сын честно служил в органах, если он считает это полезным, а не доносил о каждом шаге отца.

— Об этих ваших мыслях нам тоже известно, признаюсь, что я их разделяю. Но, насколько я понимаю, вы не принципиальный противник любого сотрудничества?

— Я готов давать официально требуемую информацию в рамках действующего законодательства.

— Ее вы будете давать уполномоченному, а не мне. Ну, а как вы смотрите, чтобы просто, по-приятельски рассказывать мне время от времени что-нибудь об интересующих меня священнослужителях и членах исполнительных органов?

— У нас не может быть приятельских отношений, Николай Ильич.

— А как вы отнеслись бы к тому, чтобы следовать моим ненавязчивым, для вас же полезным советам при осуществлении своей деятельности?