Свет утренней звезды - [137]

— Что это? — заглянула в смеющиеся глаза Ярла.

— Неприятный сюрприз для правителя Арзарии, — довольно повел бровью он. — Артефакт. Путь на Нарию. Твоему миру нужна сильная защита и золото, чтобы получить независимость, а Оддегире — вода и еда. Замечательный выйдет союз, тебе не кажется?

Мне казалось… Мне казалось, что сердце захлебывается в экстазе, жадно глотая льющееся бесконечное тепло идущее от лучистой улыбки солнечно глядящего на меня мужчины.

Какая-то бесшабашная легкость накатила пенным прибоем, укутывая в одеяло эйфории. Обняв ладонями лицо Ярла, я стала покрывать его поцелуями, повторяя как заклинание:

— Я люблю тебя, я люблю тебя… Я тебя люблю!

Дыхание Ярла вдруг стало рваным, тяжелым, тягуче-хриплым.

— Подожди, — выдохнул он, отстранившись от меня, и спрятал лицо в изгибе между моей шеей и плечом.

— Тебе не понравилось? — я вдруг устыдилась своего глупого порыва. Он посмотрел так странно — блуждая взглядом по мне, словно не смотрел, а трогал.

— Понравилось, — громко сглотнул он. — Слишком сильно понравилось. Давай свадьбу завтра устроим?

— Я и сегодня не против, — в груди ухнуло, и я потупила взгляд, покраснев от собственной смелости.

Меня вдруг неистово сжали в жарких объятьях.

— Сегодня не получится, ма аккантэ. Не успею все приготовить, — сипло просвистел голос Ярла где-то возле моего уха.

Духи, наблюдавшие за нами с благоговейным восторгом, внезапно стали улыбаться и подмигивать друг другу.

— Мы поможем, — хором пробасили их золотые морды. — Успеешь.

— Тогда домой? — заразительно улыбнулся мне Ярл.

— Домой, — согласилась я, кутаясь в его объятья, с волнением ожидая увидеть мир, который отныне станет моим домом.

Эпилог

— Дя! — звонко и громко выкрикнул Эйн, указывая ручкой в парящего рядом с кораблем феникса.

— Нет, сынок, нельзя, — невесомо поцеловал его серебряные кудряшки Ярл.

— Дя! — требовательно сжимая и разжимая пальчики закапризничал малыш.

Муж поймал свободной рукой пухлую ладошку сына, и, нежно прижавшись к ней губами, прошептал:

— Папа поймает тебе другую птичку, эта очень горячая.

Эйн радостно забулькал слюной, беззубо улыбаясь Ярлу.

— Апа! — вдруг изрек он, обхватив руками лицо отца.

— Что? — удивленно моргнул Ярл.

— Апа! — заливисто взвизгнул малыш, весело хлопая его по щекам.

— Папа? — расплылся в блаженно-восторженной улыбке Ярл. — Эя, ты слышала, он сказал — «папа»!

— Апа, — тут же повторил Эйн, ерзая и подпрыгивая в сильных руках отца.

— Папа! — смеющийся Ярл подбросил хихикающего сына вверх, — Папа! — счастливый голос мужа раскатистым эхом полетел над Тэоном, взвиваясь птицей в небесную синь.

Я смотрела на Ярла, балующегося с Эйном, и в сердце ширилось такое безбрежное чувство счастья, заливающее меня словно море — до самой макушки.

Наверное, ни один отец не ждал своего малыша с таким трепетным безумством, как это делал Ярл. Правда за время ожидания сына он почему-то превратился в издерганного неврастеника, неусыпно следящего за мной и запрещающего не то что уходить в сумрак, а даже приближаться к эктрали, управлять которой меня обучал его отец.

Нежный деспот повсюду таскал меня на руках, разрешая только есть, спать, гулять и радоваться жизни, словно я не женщина, а какая-то племенная кобыла. Обидно было до слез, а самое обидное, что толком обидеться на него за это никогда не получалось, потому что этот среброволосый демон вил из меня веревки одним взглядом. А уж когда целовал и затягивал свое сладкое «ма солле, ма аккантэ, эрэс ма эллаэн», я таяла свечным воском, забывая вообще обо всем на свете. Да и как можно обижаться на человека, с которым у тебя одно сердце на двоих, одна судьба, предначертанная божественной рукой Эглы.

Теперь я знаю, что означают символы на наших с Ярлом руках: мы — две вечные половины одного целого. Сколько бы ни прошло времени, сколько бы жизней мы не проживали, в какие бы дальние уголки бесконечного пространства нас не заносило, наши души всегда будут находить друг друга, и всегда будут вместе.

Иногда я вижу сны о себе и Ярле — странные, тревожные, и мне кажется, что это воспоминания о какой-то другой жизни — жизни, которая почему-то пугает меня, заставляя просыпаться со слезами на глазах. В такие мгновения я еще острее ощущаю, как сильно нуждаюсь в своем муже, потому что только тепло его рук и умиротворяющая нежность его поцелуев способны прогнать демонов страха, заползающих в мое сердце. Хотя о нем можно сказать то же самое. Я никогда не спрашиваю, почему он кричит по ночам, а потом сжимает меня в объятьях так крепко, что сложно вздохнуть или пошевелиться. Я просто целую уродливый шрам на его груди, и терпеливо жду, когда из его глаз исчезнет вселенская пустота и безотчетный ужас.

Мирэ часто спрашивает, «как вам удается доносить нужную мысль одним лишь взглядом?». Мне сложно объяснить, как нам удается понимать друг друга без слов, наверное в этом и заключается смысл и суть предначертания. Я уже и не знаю, как может быть по-другому. Мирэ, правда, нашла свой способ общения с супругом, не такой необычный, как у нас с Ярлом, но зато не менее действенный. Стоит ей надуть губы и широко раскрыть глаза, полные слез, ее Тахар из дикого лура превращается в домашнего кота, который, разве что ей тапочки в зубах не приносит. Рядом с сестрой суровый и буйный глава Лиги Ррайд становится тихим, смирным и покладистым, за что за глаза, в совете, его частенько называют подкаблучником. Глупые, они просто не понимают, как сильно грозный правитель Оддегиры любит свою жену. Лично я ему очень за это благодарна, потому что именно эта любовь помогла и Мирэ, и отцу, и всей Нарии в целом.