Свет — мое призвание - [38]
Так Сергею Ивановичу пришлось одновременно взяться за две различные темы. Научная интуиция не подвела его: идя по первому направлению, он быстро добился успеха. Тема же, предложенная Прингсгеймом, потребовала преодоления большого числа экспериментальных трудностей, однако не принесла существенных результатов.
Сергей Иванович регулярно посещал физический коллоквиум («приват-коллоквиум») в Берлинском университете. Этим коллоквиумом руководил лауреат Нобелевской премии Макс Лауэ. В работе коллоквиума принимали активное участие лауреаты Нобелевской премии Альберт Эйнштейн, Макс Карл Эрнст Планк, Вальтер Фридрих Герман Нернст и другие крупнейшие физики. На заседаниях обсуждались только что появившиеся работы французского физика Луи де Бройля, австрийского физика Эрвина Шредингера, немецких физиков Вернера Гейзенберга, Макса Борна и Паскуаля Иордана, посвященные еще не получившей признания квантовой механике.
Описывая одно из таких заседаний, С. И. Вавилов заметил: «Сегодня был на большом коллоквиуме в Большой аудитории. Докладывал некий Гордон. Опять о Гейзенберге, и опять никто ничего не понял. Присутствовали Нернст, Планк, Лауэ, Эйнштейн и прочие особы».
Сквозь многие письма просвечивает мягкая улыбка:
«В первый же день появления в институте попал на приват-коллоквиум, на котором со мной было человек шесть: Лауэ, Прингсгейм, Хеттнер, Черни, Ортман. Разговор шел о работе Гейзенберга, толком ничего я не понял, да и присутствующие, кажется (за исключением Лауэ, который читал статью Гейзенберга с комментариями). Семинарий этот такого же типа, как наш оптический. Так же статьи читаются, и никто не стесняется... Коллоквиумы
регулярно посещаю. На всех них бывают Планк, Эйнштейн, Лауэ, Боте и др. Докладывают здесь долго, обстоятельно, но очень сухо... Прингсгейм представил меня Нернсту (маленький, очень симпатичный старичок), который, оказывается, был уверен, что П. П. Лазарев физиолог! Потом пошли на лекцию Нернста по общему курсу физики (он стал на старости лет директором Физического института и первый раз пробует читать физику). Читал он о прохождении электричества через газы, и в отношении содержания — очень скверно. Вечером того же дня удостоился лицезреть и другое светило — Эйнштейна. Читал он в Большой аудитории популярную лекцию об относительности. Читал он великолепно. Вид — жирного кота с толстыми руками и маленькими глазками. Сегодня меня Эйнштейну представили, и я имел счастье провожать его по Фридрихштрассе. Вчера был у Прингсгейма вечером в гостях, познакомился с его женой. Квартира у него довольно ободранная, хотя зарабатывает он, по его словам, марок 800 в месяц».
Молодой ученый стеснялся выступать со своими работами перед столь прославленной аудиторией. Однако в середине мая 1926 года коллоквиум все же ознакомился с результатами, которые получили С. И. Вавилов и В. Л. Левшин при изучении явлений флуоресценции и фосфоресценции красителей.
Сергей Иванович так описал это событие:
«Вчера на коллоквиуме Прингсгейм рассказывал нашу с Вами работу. Мне по приезде сюда предлагали, но я отказывался или откладывал. Не особенно приятно кряхтеть перед великими мира сего. Посему Прингсгейм сам решил ее доложить. Сделал это он очень недурно, правда, все переворошив шиворот-навыворот, и начал с уранового стекла. Присутствовал весь Олимп, т. е. Эйнштейн, Нернст, Планк, Лауэ, не говоря о молодых Боте, Бозе, Ладенбурге и т. д. Прингсгейм не скупился на разные «поразительно», «как остроумно», «впечатляюще», так что аудитория только вкрякала. Нам с Вами (между нами) особенно скромничать нечего, так что могу сказать, что кругом шептались: «очень хорошо» и пр. «Сам», т. е. Эйнштейн, сделал посередке доклада свой классический вопрос, который он делает по поводу вещей, ему понравившихся: «Где это сделано?»
Вавилов стремился как можно глубже изучить постановку научных исследований в Германии. Он не только детально ознакомился с основными работами Физического института Берлинского университета, но и посетил Физический институт имени кайзера Вильгельма в Далеме, где побывал в лаборатории выдающегося немецкого физика, лауреата Нобелевской премии профессора Отто Гана и его помощницы австрийского физика профессора Лизе Мейтнер.
Поездка в Далем произвела на Сергея Ивановича большое впечатление:
«9 марта ездил в Далем. Это за городом. Не институты, а виллы, зеленые лужайки, все цирлих-манирлих, как в немецкой дачной местности полагается. Был в трех домиках (опять с Прингсгеймом — разлюбезнейший человек). В одном директором Ган, «директорша» — Мейтнер. Мейтнер нас и водила. Делает она вещи очень серьезные и необычайно обстоятельно и аккуратно. В конечном счете это все, как у Резерфорда, но и сам Резерфорд так хорошо не сделает. Все три отделения, в сущности, химические, а физики работают почти контрабандой. Но как работают! ...Посмотревши на все это, начинаю на вещи смотреть совсем иначе. К сожалению, в письме всего не упишешь, авось в свое время побеседуем. Одним словом, хорошо у них в Далеме».
Знакомясь с физическими лабораториями, Вавилов восхищался тем, что немецкие коллеги располагают отличными оптическими и электрическими приборами, обширными наборами высококачественных химических реактивов, физическими журналами, где могут быстро публиковать свои работы. Все это позволяло проводить широкие исследования в различных областях физики.
